Ратник княгини Ольги

Константин сидел неподвижно и улыбался, как восковая кукла со стеклянными глазами. Логофет повел гостей к выходу. Прием закончился. Ольга получила возможность перевести дух. Ее грудь вздымалась, щеки горели. Она не смотрела на своих людей, внутренне ненавидя их за то, что они стали свидетелями ее унижения.

Настроение у Ольги не улучшилось, когда ее повели на прием к супруге Константина, которой тоже следовало засвидетельствовать свое почтение. Лепные потолки, хрусталь, мрамор и позолота напоминали на каждом шагу об убожестве княжеского терема в Киеве. Дворец был так велик, что в некоторых помещениях разместили самые настоящие сады, где щебетали птицы и журчали ручейки. Один зал был столь высок, что Ольга едва не потеряла корону, разглядывая светящиеся картинки на стеклянном куполе. А лестница, ведущая к покоям императрицы Елены, могла бы вместить пятнадцать всадников, поднимающихся одновременно сплошной шеренгой.

Перед входом Ольге было предложено омыть руки в портике из невиданного ею прежде зеленого камня. Оттуда открывался вид на продолжение дворцовых построек, уходящих вдаль со своими колоннами и башнями с развевающимися стягами. Каким же болваном был Игорь, когда надеялся захватить эту махину со своим жалким войском! Императорский дворец буквально излучал мощь, которая ощущалась кожей.

Ольга чувствовала себя деревенской девкой, впервые очутившейся в городе. Повсюду сияли росписи и мозаичные панно, красовались каменные цветы и высились чеканные сосуды, а светильников на стенах хватило бы на то, чтобы самая темная ночь стала ярким днем.

Косясь на это великолепие, Ольга злилась и восхищалась одновременно. И, печатая шаг, твердила себе, что никто и ничто не заставит ее опуститься на колени перед женой Константина. Но, может быть, ее принудят силой? Заломят руки за спину, поставят на колени, ткнут носом в бархатные туфли императрицы?

Когда двери отворились, Ольга повернулась к своей свите и отчеканила:

– Пойду одна. Оставайтесь здесь.

– Но, княгиня…

– У кого-то плохо со слухом?

Отвернувшись, Ольга направилась к далекому трону с женской фигуркой на нем. В золоченом кресле рядом с троном сидела девушка с пшеничными, распущенными по плечам волосами.

В сравнении с ней императрица выглядела рыхлой толстой бабой с брезгливо выпяченными губами. «А я моложе, – отметила про себя Ольга. – Лет мне, может, и больше, а все равно моложе».

Эта мысль наполнила ее чувством собственного превосходства, позволившим совершить церемонию проскинесиса без внутреннего надлома.

Повторилась сцена, очень напоминающая ту, что недавно состоялась у трона Константина, только музыка не играла и не было двигающихся игрушек. Пользуясь услугами переводчика, императрица Елена спросила, верно ли, что гостья изъявила совершить обряд крещения. Да? В самом деле? Прекрасно, прекрасно. И какое же христианское имя она себе выбрала?

– Елена, – ответила Ольга, улыбаясь.

Императрица застыла с открытым ртом. Дерзость это или комплимент? Точно не решив, она тоже улыбнулась, тогда как светловолосая девушка заметно напряглась на своем кресле.

Растягивая губы в улыбке, императрица произнесла еще несколько вежливых малозначительных фраз, после чего выразила надежду, что пообщается с Ольгой на большом клитории. Имелся в виду званый обед, куда киевская княгиня уже получила приглашение. Он состоялся вскоре после аудиенции.

Усаженная за стол среди дам из свиты императрицы, Ольга – в который раз за этот день – почувствовала себя уязвленной. Она была здесь никто, с ней не слишком считались, не искали ее расположения и не оказывали каких-то особых знаков внимания.

Не зная языка, она не имела возможности вести беседу с соседками по столу. Многие столовые приборы и блюда были Ольге незнакомы, так что ей пришлось ограничиваться самыми простыми кушаньями, чтобы не ударить лицом в грязь. Допустив очередную оплошность, она внутренне сжималась и бросала быстрые взгляды по сторонам, ожидая увидеть насмешливые ухмылки. К счастью, внимание присутствующих было приковано к певчим мальчикам и акробатам в непристойно тесных трико.

К концу обеда у Ольги разболелась голова и началась изжога от непривычно острых подлив и пряностей. Она с тоской смотрела на горы диковинных плодов, киселей и пирожных, гадая, когда же закончится это мучение. Обилие золотой, серебряной и расписной эмалевой посуды напоминало ей, насколько она бедна в сравнении с императором.

Словно бы желая лишний раз подчеркнуть это, в конце пиршества Константин повелел раздать подарки гостям от своего имени. В золотой чаше, преподнесенной Ольге, лежала гора серебряных монет, которые ей предстояло поделить со своими приближенными. Она покидала зал с опущенными глазами, чтобы никто не мог прочитать, что творится у нее на душе. Возвратившись на ладью, она бросила монеты в море и отхлестала по щекам служанку, перегревшую воду для мытья. Всю ночь ей снились постыдные тревожные сны, в которых она оказывалась голой среди скопления народа.