Раубриттер (II. - Spero)

- …третьему я раскроил голову шестопером, протазан мой уже был сломан. Четвертому раздробил лицо, проломив забрало. Кажется, был и пятый. Но шестой меня достал. Махнул вибрационным клинком – и снес мне руку под самое плечо, как сухую ветку. Не знаю, как я там на месте кровью не истек… Подхватил шестопер левой, заорал еще громче «Despierta, hierro!» - и дальше бросился. Ох и знатная же очередь в тот день к вратам Святого Петра выстроилась моими трудами, мессир…

Гримберт молча слушал, не перебивая старого альмогавара. Не потому, что был поглощен его рассказом – Берхард явно не отличался талантом рассказчика – а потому, что сам вспоминал тот день.

День, когда сгорело небо над Ревелло.

У этой битвы даже было какое-то название, ужасно неуместное и нескладное, как у всех прочих битв, но Гримберт его не помнил. Для него это была еще одна мелкая стычка из череды тех, что звенели тогда по всему Салуццо. Не в таких битвах зарабатывается слава военачальника и баннеретта, слишком уж неравны силы и заранее известен финал. Гримберт наблюдал за ней через тактический дисплей «Золотого Тура», выслушивая с едва сдерживаемой скукой комментарии Магнебода, когда очередная сотня человек превращалась в жирный пепел на траве.

Двойная порция морфина расслабила его, заставляя созерцать поле боя как обычно рассматривают скучную и тривиальную картину непримечательных кистей. В ней не было ничего примечательного, лишь великое обилие деталей, которые он и так прежде видел бессчётное количество раз.

«Выступаем, мессир? – нетерпеливо спросил Магнебод, жадно наблюдавший за тем, как смешиваются вдалеке две клокочущие стихии – альмогаварские наёмники и боевые порядки мятежных баронов, - Самое время всадить меч Лотару под брюхо!»

Гримберт улыбнулся его нетерпению. Старый рубака вечно рвётся в бой. Совершенно не владеет умением оценивать долгосрочную перспективу.

«Спешка ни к чему, Магнебод. Видишь, его сиятельство Лотар тоже не спешит вводить в бой войска. Старый мерзавец».

«Ему и нет нужды вводить резерв, - проворчал старый рыцарь, - Его бароны и без того покрошат иберийских наёмников как свежую лепёшку. Пора идти к ним на помощь!»

«Обождём еще несколько минут, - отозвался Гримберт, наблюдая за хаотичной клокочущей реакцией в долине между холмами, - Альмогаварам обещано было платить только за выживших. Думаю, туринская казна будет нам благодарна, если стараниями баронов Салуццо нам удастся немного снизить траты…»

- …и вот когда от нас осталось едва десяток, мы услышали рёв. Это был настоящий рёв, мессир. И парень, уже готовый проткнуть меня своей проклятой пикой, вдруг заорал от страха и бросился наутек. И все другие тоже. Это неслись в бой туринские рыцари. Все в броне, с раскаленными стволами, они врезались в мятежников так, что запах дерьма сделался ощутимее запаха пороха и крови. Вот это была битва! Они кромсали шеренги отступающей пехоты автоматическими пушками, топтали их, выжигали как скверну… Мятежные бароны затрепетали, ощутив на себе ярость туринцев!

Затрепетали, но не отступили, подумал Гримберт, безо всякого смысла проверяя систему стабилизации доспеха, изношенную и несовершенную. Они знали, на что идут, эти бароны. Они были цепными псами Лотара, а псы всегда идут за хозяином, не потому, что сознают правильность этого выбора, а потому, что никакого выбора у них нет. Лотар был их сеньором и они слишком поздно поняли, во что он их втравил. Но даже тогда не отступили. Дрогнули, но не отступили. Наверно, среди них тоже много было старомодных дураков вроде Магнебода, привыкших уважать вассальные клятвы. Вот только орудия «Золотого Тура» не умели.

Гримберт вспомнил, как ликовал «Золотой Тур», громя боевые порядки мятежников. Как несколькими прицельными выстрелами главного калибра проломил зияющую прореху в строю вражеских рыцарей, обратив нескольких из них в беззвучно полыхающие громады искорёженного жаром металла. Кто-то успел полоснуть «Тура» пучком лайтеров, но мгновением позже оказался разделан вдоль лобовой бронеплиты, как рыба, обнажая потроха, состоящие из влажной человеческой плоти, паутины силовых кабелей и дымящегося пластика.

Выстрел. Выстрел. Выстрел. «Золотой Тур» работал в полуавтономном режиме, подсказывая своему хозяину цели, и Гримберт равнодушно стирал их, превращая в облака раскалённого газа в ореоле металлических осколков. Он бил выверенными точно рассчитанными залпами, сокрушая вражеских рыцарей, точно мишени на туринском стрельбище. Это даже не было боем, скорее, планомерным механическим уничтожением.

Какой-то из вражеских рыцарей пошатнулся, когда бронебойный снаряд вдребезги разбил его колено, и опустил стволы дезактивированных орудий вниз, сдаваясь тем самым на милость победителя. Старый идиот. Он думал, что участвует в старой доброй войне, где стальные машины сходятся друг с другом, а победитель с поклоном принимает меч поверженного противника и угощает его вином. Гримберт без сожаления разнёс его в клочья.

- Славная это была картина, мессир…