И когда я второй раз, уже ночью, помчалась к родителям, когда уже стало все ясно, когда мы ее уложили, когда я кое-как успокоила плачущую маму, мы сели с братьями в гостиной и стали обсуждать, что делать дальше. Левка был за то, чтобы искать хорошую клинику, а мы с Давидом, конечно, в тот момент еще слышать ничего такого не хотели. Мы слегка поцапались. Очень так понятно поцапались: «А если тебя внуки в дом престарелых сдадут?» – «А ты будешь здесь жить и за ней следить? Или ты, Давид? Или это пусть родители?» – в общем, решили пока погодить и посмотреть. И напились, ужасно холодно было. Тут Левка стал меня расспрашивать про дела и работу. И я ему все рассказала. Он посмотрел на меня вытаращенными глазами: «Так это что, MC Слева который? Blind Bastard? Ты шутишь? Тот самый?» – «Ну да». – «Ты что ж, реально не знаешь?» – «Что я не знаю?» – «Ну ты даешь. И это еще ты у нас журналист». – «Лев, пожалуйста!»
Так я все и узнала. С ютьюба этот ролик был выпилен очень быстро, он продержался в Сети пару дней. Левка успел его себе перекинуть. Брат-айтишник – это удобно.
– Вам это тяжело было, что он такой несобранный?
– Да нет, ну как вам сказать… Я на него вопила иногда ужасно. Он проспал свадьбу своей сестры. Потом я ревновала его, и совсем напрасно. У него была подружка в Москве – Нина, мы не были знакомы. А он часто бывал в Москве. Да и когда не в Москве, он с ней все время трепался. У нее были какие-то любовные драмы, он ее утешал. А я бесилась. А он на меня ругался, что я мнительная во всем. Что я в нем сомневаюсь, в себе сомневаюсь. Что во мне легкости мало. Во мне ее правда мало. Но это такая…
Как там это поется в песенке? Я от зайчика ушел… Мой русский дедушка ее пел. Русскоязычный. Я никогда его не видела. И вот когда с бабушкой это все началось, она стала ее все время напевать. Со своим ужасным акцентом – она-то по-русски почти совсем не говорила. Потом уже по-французски говорила мне: «Тами, я так тяжело пережила свою первую беременность, я даже не знаю, как сейчас перенесу следующую«. Левка говорил: «Ничего, бабуль, разберемся как-нибудь». Смех и грех. Потом что-то по-немецки, мы не понимали. Потом уже на иврите она продолжала: «Если вы не купите обогреватель, мы тут все просто помрем от холода. В России легче переносить зиму, чем тут. Тами, поставь, пожалуйста, чайник».
Я поняла, что интервью надо брать. Я показала Арику эту запись Левкину. Он почернел. «Мне надо поговорить с Ниной. Она точно имела к этому отношение. Откуда бы у него вся эта информация? Почему она мне ничего не рассказывает? Мне надо туда поехать». Но тут как раз были другие гастроли, он улетел в Вильнюс, писал оттуда коротко и отрывисто, только по делу: очень плотный график, а потом вдруг блямкает телеграм. «Тами Тами Тами Тами Тами Тами Тами Тами Тами Тами Тами Тами Тами Тами».
Я договорилась. К моему изумлению, они мне разрешили. Полтора часа, скайп, все дела. «Про современное искусство». К этому моменту жанр тюремных интервью уже был в ходу. Арик сначала ржал как ненормальный, потом злобно сказал: «Наше счастье, что у них правая рука не знает, что делает левая».
И ничего из этого не вышло. Дима просто не стал говорить.
Бабушка выпила пачку снотворного в феврале, Давид нашел ее мирно спящей, но увидел пустые блистеры рядом с кроватью. Откачали. Но пока откачивали, мы успели поцапаться уже прямо в больнице. «Ты идиотка? Ты считаешь, что это было свободное волеизъявление? Что она соображала, что делает? Она начнет жечь дома – ты и это будешь поддерживать? Ты охренела!» Арик тихо, но твердо сказал: «Лева, не ори на нее, пожалуйста. Всем непросто». Давид смотрел на меня как на врага: «Как бы это ни было сделано, что бы она ни имела в виду – ты что предлагаешь? Дать ей умереть? Человек не имеет на это права». Арик держал меня за руку: «О чем мы говорим, мы уже в больнице…» Кофе из автомата. Белый свет ламп, от которого ломит голову. Двухметровый дядька-врач, такой здоровенный, что у низенького Давида, разговаривающего с ним, падает кипа с запрокинутой головы. Дядька говорит: «Все будет в порядке. Ей потребуется время на восстановление. Возраст не тот, чтоб так развлекаться без последствий. Теперь серьезно: вы понимаете, что следить нужно ежеминутно?»
Бабушка, очень растрепанная и веселая, улыбалась нам из-под каких-то трубочек: «А чего вы прискакали-то всей компанией? Боже, и Лева тут, и Арик. Слушайте, поехали домой отсюда, тут ничего, но вам даже сесть некуда».
Так мы ее отвезли в «Ихилов». Ей там было очень хорошо.
– Вы совсем не хотите рассказать мне, как он погиб?