Фашисты пошли на соблазн. Никогда за все время существования концлагеря не выдавали заключенным искусственный мед, а в этот день на ужин они решили выдать мед. Но и от меда мы отказались. Несмотря на то, что он также был принесен в барак. На второй день нашей голодовки к нашему бараку подошло много заключенных разных национальностей из лагеря, и каждый на них протягивал нашим девушкам несъеденную, вернее, совсем не начатую пайку хлеба. Мы благодарили иностранных товарищей за их солидарность, но хлеб не принимали.
На третий день около нашего барака стояли просто толпы заключенных, и каждый из них показывал, что они жмут наши руки, что они поддерживают нас морально. Некоторые подходили почти вплотную к любой из наших девушек и напевали мелодию из «Интернационала».
Поток шедших к нашему бараку настолько увеличился, что были поставлены специальные полицайки, которые отгоняли всех от нашего барака. К вечеру поток увеличился еще больше, и чтобы остановить этот порыв узниц, по лагерю дали сирену отбоя раньше положенного времени.
В этот же день в концлагерь был привезен большой транспорт новой группы француженок. Француженки, узнав о нашей голодовке, собрали среди своей группы много печенья-галет, хлеба и других видов питания и передали через полицаев в наш барак. Поблагодарив товарищей от всей души, мы продуктов питания не приняли. Только на четвертые сутки мы приняли еду. Мы победили: «черный транспорт» в назначенный день так и не был отправлен.
Эсэсовцы были вынуждены поместить всех узников, которые уже прошли через «баню», в новый барак, в котором совсем не было людей. Когда этих узников эсэсовки и полицайки вели на ночевку в новый барак, то, поравнявшись с нашим бараком, одна из наших товарищей, Зоя Николаевна Савельева, забежала в наш барак.
В такой суматохе никто и не заметил, кроме меня и Лели Бойко, как Зоя прошла в ту часть барака, где находились нары. Мы быстро вбежали за ней. Зоя и Леля взобрались на третий этаж нар. Зоя не плакала, нет. Она только начала меня с Лелей просить не выдавать ее.
«Девушки, милые, я хочу жить. Спрячьте меня», – сказала Зоя. Времени для раздумья было очень мало. Мы быстро уперлись ногами в потолок, подняли одну из составных ее частей, и Зою отправили на чердак нашего барака. Зое мы также выделили часть питания. На следующие день эсэсовцы были очень озабочены и взбешены. Во-первых, мы объявили голодовку, и, во-вторых, они целый день искали Зою. Вечером мы все, а вместе с тем и все узники лагеря стояли на аппеле, выстроенные на главной улице лагеря до поздней ночи. Зою все искали по лагерю. Наконец прогудела сирена отбоя. Я посмотрела на Лелю, Леля на меня. В наших только взглядах можно было прочесть: «Зою нашли». Мы еле переставляли ноги, идя в барак.
Выждав время, когда все девчата уснут, мы с Лелей полезли на третий этаж нар и тихонечко позвали Зою. «Зоя, Зоя», – прошептала я. Зоя ответила нам с чердака. Она попросила нас пить. Мы ей принесли. Мы рады были, что Зоя спасена. «Черный транспорт» был все же отправлен, а Зоя осталась жива.
Зоя скрывалась несколько дней на чердаке. Затем она вышла на улицу лагеря туда, где работали наши девушки на песке. Нe успела Зоя еще и подойти к одной из наших девушек, как полицайка, увидев номер Зои, схватила ее за руку и девушку, с которой она стояла (Валя-дед), повела к комендатуре.
Зою посадили в бункер – одну из камер-одиночек подземелья. Кушать в бункере дают только на четвертые сутки. Целый месяц Зоя отсидела в бункере, после чего ее отправили в штрафной барак лагеря. В бункер посадили и девушку, которую забрали вместе с Зоей, только за то, что она подошла к ней. Сидели они обе в разных камерах-одиночках.
Поветьева Клавдия Макаровна
Медицинская сестра. Участница обороны Севастополя. Утром 4 июля в Северной бухте взята в плен. Гнали пленных через тюрьмы Симферополя, Славуты, Зоеста. А оттуда за отказ от работы на военном заводе отправили в лагерь смерти Равенсбрюк. Пленницы группировались по национальности, по землячеству – семьями, что давало возможность лучше знать друг друга, понимать и дружить. И мы, дагестанки, стали держаться единой группой. Вместе легче было переносить тяжелые дни неволи, наполненные издевательством, глумлением, смертельной опасностью.
Когда Клава находилась в Равенсбрюке, там были и маленькие дети. Это были дети умерщвленных фашистами партизан, командиров Красной армии, а также бойцов Сопротивления европейских стран. Советские женщины протестовали против зверского отношения к детям, против ночных аппелей в бараках. Они победили. Им разрешили взять некоторых детей себе. Женщины стали ухаживать за малышами, лечить тех, кто болен, делить с ними свой скудный паек. А после освобождения многие женщины с помощью командования Красной армии вывезли детей из лагеря с собой. Клава взяла девочку Надю Богданову. Фашисты вывезли ее из партизанского отряда Витебской области, где она была в семье бабушки.