Равенсбрюк. Жизнь вопреки

Каждую неделю у нас была селекция. Селекция, что если кто-то слаб, его отправляли, так как крематорий был в Равенсбрюке, отправляли в Равенсбрюк. Поэтому вот, а какая там пища была, авитаминоз был страшный. Допустим, у меня были такие фурункулы, что я не могла двигать даже руками. Но идти в санчасть – это равносильно тому, что попасть на эту селекцию. Поэтому терпели, терпели, лечились, как старшие нам помогали, народными средствами. Так прошло более двух лет. Как мне на телевизоре такой смешной вопрос задали: «Сообщали ли нам по радио или фотографировали ли нас?» Такие вопросы задавать… Единственное что, нельзя обо всей нации отзываться только лишь как о зверях. Допустим, мастер читал газету, и он как бы случайно оставлял где-то. И вот мы такую информацию черпали из этой газеты. Или же, допустим, он завтрак заворачивал в белую бумагу и знал, что я учу французский. Вот мадам Жоли, когда была свободная минута, она нас учила французскому, даже песни нас научила, которую я и сейчас помню. И мы записывали на этих листочках, которые он оставлял, казалось бы, это мелочь, но это понимание. Когда уже слышны были, это уже было 29 апреля, когда были слышны канонады, всех, кто только мог еще двигаться, потому что последнее время было ужасно, мы просто почти ничего не ели. И вот таких изможденных людей построили, а тех, которые не могли, они оставили в лагере. Вывели нас и как бы вели нас на запад. Если бы вы только видели, конца и края не было видно заключенным, которых вели, и все это были концлагерщики, – Равенсбрюк, Заксенхаузен, все близлежащие лагеря, всех вели по этой тропе, которая называлась «марш смерти», потому что тот, кто не мог дальше двигаться, их просто пристреливали. И в один из дней мы дошли до какого-то завода и увидели, канонада уже была очень слышна, надзиратели нас как бы покинули. Потом, как мы поняли, они пошли переодеваться. А мадам Жоли говорит нам: «Девочки, мы не знаем, что с нами в последнюю минуту сделают. Мы должны сейчас куда-то спрятаться». Это, конечно, благодаря ей, потому что мы сами просто не могли додуматься до этого. Спрятались на чердаке этого завода. Спустя какое-то время пришли надзиратели с собаками и объявили, что тот, кто сейчас не встанет в ряды и будет найден, будет расстрелян. Выпустили собак на поиски. А мы, находясь на чердаке, все время следили в щелочку, так как одна из наших девочек случайно уронила куртку, но боялась идти, так как тем самым она могла выдать всех. И куртка оставалась там, и вдруг мы видим, собака идет. И какое-то чудо – собака один марш лестницы не дошла и повернула назад. Так мы остались живы, колонна ушла дальше, а мы спустились и вышли из этого завода. Пошли, так как были очень голодные, и уже была весна, мы думали, что что-то в поле найдем покушать. Так мы днем уходили в поле, а вечером в подвал, как бункер, этого завода, туда прятались. Было отступление уже немцев. Многие бросали, некоторые встречали нас, спрашивали, откуда мы. Но так как мы четыре девочки разговаривали по-французски, хотя был русский… политический…

И. (Аристов Станислав Васильевич). Треугольник.