Треугольник, да. Мы знали, что они все равно не разберутся, говорили, что мы из Франции. Ну, они нам объяснили, что сейчас может быть обстрел, чтобы в лес мы не ходили, а прятались в воронки, которые остались после бомбежки, так как дважды ничего туда не попадает. Вот так вот днем мы были там, на протяжении трех дней, на ночь мы уходили в этот подвал. В один из дней вдруг слышим русский мужской голос. Мы подумали, что это там были поляки, к сожалению, поляки были в основном «блоковые» у нас – это старшие по бараку. Барак состоял из 300–360 человек, с этими трех ярусными нарами. И думали, что это поляки нас выдали, что это мы там в этом подвале. Но вдруг мы слышим еще раз: «Выходите. Кто там?» Мы буквально выползли оттуда. И когда увидели солдат наших (плачет), мы просто в полном смысле слова упали к ногам и целовали их. Они нас подняли, это уже было перед вечером, они нас подняли на руки, где-то нашли какие-то повозки и привезли нас в город, город Нойбранденбург. Эту картину страшно вообще было описать. Город горел буквально, в полном смысле слова, все куда-то бежали непонятно. Ну, как потом выяснилось, многие знали, что их ждет, и тем более говорили, что вот придут русские и всех перестреляют. Многие, особенно женщины, бежали просто топиться. Нас поместили, вот, кто солдаты были, офицеры мы не знали, нас поместили в какой-то дом, закрыли нас и сказали, чтобы мы до утра до еды не дотрагивались, потому что ещё может быть отравлено. И утром они пришли, как сказали – утром мы придем назад к вам. Пришли, взяли нас с собой, сняли с нас эту одежду, одели в нормальную одежду и попросили рассказать, откуда мы. «А знаете ли вы, какой сегодня день?» Честно говоря, мы не знали. Это было первое мая. Этот листок я храню всю жизнь как удостоверение о рождении (плачет, читает). «Первое мая 1945 г. – день освобождения наших сестер из германской каторги. День освобождения Людмилы Максимовой военной части полевая почта 54 233 Т, Лавренов Василий Иванович, Лыбин Алексей Николаевич». Этот листок я храню всю жизнь… Был митинг в этот день. Сразу как бы организовалась комендатура наша. Был митинг, представляло как бы наше командование, почему пришли сюда. В это время многих надзирательниц удалось задержать. Некоторые из них пытались перерезать себе вены, но им не дали. Их провели по всей улице, по всей площади, во время митинга, ну конец их понятен был в любом случае. Но так как я с детства знала и любила немецкий язык, я была как переводчица на этом митинге.