Раз, два, три, четыре, пять. Будем мы тебя...

Разозлился, до ярких пятен в глазах, а потом понял страшную вещь. Разозлился я не на Ника, лапающего мою девчонку, разозлился, что лапает без меня. А вот это уже клиника, болезнь мозга, или спермотоксикоз. Всю жизнь учитывал Алёнкины желания, корректировал, правда, в приличном направлении, но всегда учитывал и потворствовал. Вот и сейчас принял на подсознательном уровне её тягу к нам, вспомнил себя в двадцать два, когда хотелось всего попробовать, набраться дерьмового опыта, закрыть гештальт.

Уже когда поцеловал, утонул в затянутых пеленой вожделения глазах, принял решение. Она потом выберет меня, а сейчас пусть получит всё, что сможем дать мы вдвоём. От этого озарения стало легче дышать, ревность, распирающая грудную клетку, с болезненным хлопком лопнула, в голове прояснилось. Зачем нагнетать напряжение, ловить и пресекать поползновения друга, гораздо проще отпустить ситуацию и влиться в общий поток.

— Ты оказался прав, — начинаю нелёгкий разговор, дождавшись, пока Алёнка уйдёт. — Она, действительно, откликается на нас, и сама пугается своих эмоций.

— Что будем делать? — напрягается Ник, отрываясь от рассматривания схемы сборки.

— Дадим то, что она хочет, — сглатываю горечь. — Со временем тяга к экспериментам пройдёт, один из нас плавно отойдёт на второй план, и Аля сможет безболезненно выбрать своё будущее.

— Не боишься, что этим будущем стану я? — с вызовом задирает подбородок Ник.

— Победит сильнейший, — как и прежде бросаю заученную фразу, складывая руки на груди. — Одно условие. Пока мы вместе, никаких подковерных игр и перетягиваний одеяла за спиной. Вместе ухаживаем, вместе соблазняем, вместе трахаем.

— Согласен.

Мы больше не обсуждаем наши взаимоотношения, а бросаем весь нерастраченный пыл на сбор кухни. Дело спориться, шуруповёрт крутит, свежие ушибы и царапины появляются с постоянной периодичностью, рабочая зона выстраивается, как конструктор.

Отлучаюсь в комнату за стеклянной дверью для следующего шкафа и слышу щелчок поворачиваемого замка входной двери. Предвкушающе втягиваю ноздрями воздух, иду на шум и включаюсь в игру. Пока Аля застыла на прессе Ника, притираюсь к ней сзади, кайфуя от мягкой попки, так чётко вошедшей в область паха.

— Теперь дело заспорится. Тремя парами рук быстрее и интереснее, — поддаюсь вперёд, прямо намекая на то, что этим количеством рук лучше делать.

Она очень сочно реагирует, подрагивая и боясь сорваться, чуть отклоняясь, но удерживая пятую точку в созданном только для неё местечке.

— Что нужно делать? — пищит, подскакивая от очередного толчка и хватая рулетку.

— Всего лишь смотреть, чтобы не повесили криво, — выхватываю у неё инструмент и подталкиваю в сторону стула.

Дальше мы, как ни в чём небывало, подхватываем шкаф, излишне напрягаем мышцы, занимаем позиции, выгодно подчёркивающие рельефность, красуемся, соблазняем, одним словом, и Аля ведётся. Поддёрнутый мутью взгляд, лихорадочный румянец на щеках, нервное подрагивание пальцев, неосмысленные кивки головой.

— Хочу чай… со льдом… а лучше просто лёд, — хрипло выдавливает из себя, потерявшись окончательно.

— Льда нет, сестрёнка, — широко улыбаюсь и киваю в сторону холодильника. — Могу предложить Колу.

Делаю шаг к важному изобретению девятнадцатого века, тяну руку к двери и ловлю собой вскочившую с места Алю. Её маленькие ручки упираются мне в грудь, дыхание выбивается частыми толчками, тело ошарашено жмётся ко мне.

Внимательно наблюдаю за трясущимися ресницами, жду от неё следующего шага, сдерживаюсь из последних сил, чтобы не смять её в объятиях, не наброситься с жадностью, не сожрать от голода и длительного воздержания.

Ладошки растерянно ведут вверх, поднимая волосы на холке дыбом, сжимая яйца железной хваткой, сбрасывая последние цепи, сковывающие остатки сдержанности. Ещё пара сантиметров вверх, и я за себя не ручаюсь, растяжка на столе ей обеспечена.

К нашей слипшейся скульптуре присоединяется Ник, подпирая тыл Алёны, и она медленно поднимает на меня глаза. Тону в её озёрах, вмещающих страх, похоть, непонимание и… любопытство. Именно оно ставит жирную точку в игре, переворачивая мир и нажимая на курок.

Больше не сдерживаюсь, веду пальцами по скуле, сползаю к губам, надавливаю на нижнюю и чувствую влажное касание язычка. Взрыв, неминуемый, выворачивающий душу, порабощающий. Впиваюсь в сочность рта, жалю, кусаю, долблю языком, высасываю стоны и не могу остановиться.

— Расслабься, мы сделаем хорошо. Тебе понравиться, — доносится шёпот Ника, и мне становиться стыдно за свою жадность.

С трудом отрываюсь, позволяю Нику развернуть её к себе и наблюдаю, как он зализывает следы, оставленные мной. Алёнка мычит, принимает язык Ника, отвечает той же жадностью, повисает между нами, позволяя мне забраться под футболку, смять охренительную грудь с твёрдыми сосками.

Что-то надоедливо звенит в ушах, вгрызаясь в мозг, отвлекая от нашего безумства. Не сразу понимаю, что звонят в дверь, и я в семи метрах от убийства того, кто посмел нас обломать.

Глава 21

Николас