— Начнём с кухни, — предлагает Яр, слезая следом. — Холодильник нужно в первую очередь подключить.
Не представляю, сколько мы здесь провозимся, но, глядя на весь этот кошмар, становиться не по себе. Оставляю парней с мебелью, сама иду отсортировать коробки с текстилем и разной уютной мелочью. Перемещаюсь по комнате, разрезаю скотч, наклоняюсь над занавесками, проверяя по накладной размеры и комплектность, сдаю чуть назад и упираюсь пятой точкой в чей-то пах. Почему пах? Потому-что явно чувствую тыкающуюся твёрдость и наглое толкание в меня.
— Будешь так сексуально крутить задом, трахну прямо здесь, — не сдерживает порыва Ник, обхватывая меня под грудью и вдавливая в себя. — Вообще, я ищу схему сборки, но ты меня привлекаешь больше.
Жадный шёпот он перемежает с короткими поцелуями в шею, не отрывая губы и ведя влажную дорожку вдоль плеча. Задыхаюсь от скручивающегося смерча внутри, сдавливающего лёгкие и выталкивающего слабый стон. Наклоняю голову вбок, вытягиваю шею, давая больше площади для ласк, выпрямляюсь под скользящими ладонями, веду бедром, ловя пульсацию члена, и дёргаюсь от грохота в коридоре, отпрыгивая от Ника и поправляя задравшуюся майку.
Ник отступает и занимается поиском инструкций, усмехнувшись перед этом, а я продираюсь на шум, твердя про себя, как заведённая,
В прихожей всё в порядке, и я заглядываю на кухню, встречаясь с нервными перемещениями Яра и его злыми глазами. Ноздри бешено раздуваются, искры сыплются из всех щелей, взгляд обещает все кары небес.
— Помешал? — сплёвывает, смотря из-под лба.
— Чему? — отвечаю вопросом на вопрос.
— А, к чёрту! — делает шаг, вжимает меня в стену и обрушивается на губы.
В каждом касание нестерпимый голод. Язык жёстко таранит рот, сплетается с моим, подавляет, пригибает, заставляет подчиниться, руки сминают ягодицы, раздвигают их в стороны, грозятся разорвать на мелкие кусочки, тело так сильно втирает в стену, что невозможно вдохнуть и пошевелиться. Я, как распятая бабочка, плавлюсь, трепещу, пытаюсь взлететь и обречённо опускаю крылья.
Как долго я мечтала об стом поцелуе. Как часто я хотела быть пришпиленной его телом. Как больно мне было просыпаться посреди ночи, после таких сновидений. Как же хорошо, господи… и как же плохо. Смертельно хорошо раствориться в нём, отдать всю себя, позволить всё, что он захочет и даже больше.
До судорог плохо от осознания больной ненормальности во мне. Сгорать в руках Ника, и тут же растекаться лужей у ног Яра, мечтать о большем с одним, и бояться получить меньшее с другим. Собираюсь с силами, отталкиваю братца и врезаюсь в проёме в Ника.
— Мне на тренировку. Срочно, — бросаю им, обуваю кроссовки, хватаю куртку и выскакиваю за дверь. Бред! Полнейший бред! Меня рвёт на части, испепеляет от стыда, скручивает от неудовлетворённости. Что же они делают со мной? Куда подевалась та Алька, которая за словом не лезла в карман, та Алька, которая с лёгкость сдавливала яйца мужикам, та Алька, которая не боялась ничего?
Глава 19
Сколько надо получить дзё по голове, чтобы выбить из неё всю дурь? Пропуская очередной удар от сэнсэя, понимаю — нисколько. Ничто не может выбить всплывающие картинки случившегося. Здесь даже всплывать нечему. Я наяву чувствую плавящие касания Ника и обжигающие поцелуи Яра. Что же я за ненормальная баба, ставшая в двадцать два года потаскушкой?
— Соберись! — рявкает наставник, отправляя мою возбуждённую тушку на пол. — Ты на тренировку пришла, или помечтать о мужиках?!
Чёрт! От него не скрыть моё состояние! Кажется, его не скрыть ни от кого. Я, как открытая книга, брызгающая неудовлетворением во все стороны. Поднимаюсь, встаю в стойку и снова отлетаю в угол татами. Никакие кумидзё*, шихо наге*, тэнчи наге* не способствуют охлаждению кипящего организма, требующего здоровенный член, а лучше два.
Дура! Озабоченная дура! О чём думаю? Как ещё земля не разверзлась подо мной? Как можно желать двоих мужчин одновременно? Как, вообще, можно хотеть такое?
— Гармония… Любовь… Согласованность… — наседает на меня учитель, отбивая звонкие ноты шестом об шест. — Чистая душа… Чистый ум… Чистые помыслы…
Обливаюсь потом, отбиваюсь, сбиваюсь и оказываюсь у него в ногах с вывернутой рукой и полированным деревом у шеи. Шумно выдыхаю в пол, принимая поражение.
— Пошла вон! На татами тебе сегодня не место! Чему только учил тебя больше десяти лет? — разворачивается и идёт к выходу. Не испытывал бы такое уважение к своей вотчине, сплюнул бы на пол. — Потягай железо и займись йогой. Может, поможет.
Такой стыд я не испытывала ещё никогда. Даже лишившись невинности, не сгорала так от чувства вины, что не тот, не так, не в то время, не в том месте.