Раз, два, три, четыре, пять. Будем мы тебя...

— Арматуру такого сечения делают только здесь, плюс площадки под балки для делового центра, — ещё раз разжёвываю ему, отлично понимая, что он всего лишь ноет. — Оказалось, везти отсюда по железке дешевле, чем перенастраивать производство ближе.

— Долбанные тендеры. Хорошо, что в них не участвуют жители Луны, — тоскливо протянул Ник. — Алька ещё не в сети?

— Нет. Бросила сообщение, что вышла из зала. Будет через полчаса. Пойдём, пожрём пока.

Здесь даже пицца с привкусом болота, а на зубах скрипит цементная крошка. Конечно, мне это кажется. Сказывается тоска по домашней кухне и домашней девочке, ждущей нас. Мы молча пережёвываем сырную резину, следя за пульсирующими двоеточиями на циферблате. Всё, что нужно, мы обговорили, не к чему так и не придя.

Ник запал на Алёну не меньше меня, но, как и я, намерен остаться единственным и неповторимым для неё. Это здесь нам нечего делить, а что будет, когда мы вернёмся?

— Ты готов забрать её после меня? — задал как-то провокационный вопрос друг.

— Я готов временно разделить её с тобой, до тех пор, пока она сама этого хочет, — ответил ему, параллельно загрузившись такими правильными мыслями.

Готов ли я жить после такого приключения с девушкой, ни разу не напомнив и не упрекнув в этом? Не буду ли сам мучаться ревностью, лаская её? Эйфория от победы пройдёт, а что я стану чувствовать после того, как оргазмический фейерверк амбиций схлынет и останется быт, усталость, возможно, незначительные претензии, усиленные в сто крат совместным экспериментом?

И если про себя я могу ответить на девяносто восемь процентов, что готов, сделаю, не обижу, то реакцию сестрёнки предугадать сложно. Что по этому поводу думает она? Сдержится ли Аля от упрёка, что я позволил тройничок? Что сам подпустил Ника и разделил её с ним?

Мои думы прерывает звонок скайпа, и, прежде чем ответить, мы спешно стягиваем с себя рубашки. Вот такие мы красавчики. Даже на расстоянии стараемся поддерживать к нам интерес, поигрывая мышцами и посылая горячие взгляды. Прада, взгляды у нас больше голодные, как у собак, увидевших за стеклом ветрины сахарную кость, чем горячие, но Алёнка вряд ли замечает разницу.

С момента нашего отлёта сестрёнка загорела, похудела, о чём с тоской убивается Ник, боясь лишиться вкусных округлостей, а её одежда, вернее практически отсутствие, выбешивает страшно. Это что же получается, каждый мудак видит сексуальную ложбинку, эротичную впадину пупка, аппетитные ягодицы, обтянутые тонкими штанами, трещащими по швам?

— Ты не перетруждаешься в зале? — не сдерживает эмоции Ник, озвучивая и мои опасения. — Твоя попа скоро станет твёрже арматуры, которую мы отправляем на стройку.

— Ник прав, — улыбаюсь своей малышке. — Девушка должна быть мягкой и нежной.

— А чем мне ещё заниматься, пока вы развлекаетесь с арматурой? — обиженно дует губы, а у меня опухает член, требующий эти пухлые губки себе.

— Читать книжки, смотреть телевизор, баловать себя сладеньким, — советует ей Ник, а сам дышит, как ёж, унюхавший молоко, и елозит задницей по стулу, ища место поудобнее. Конечно, сложно с цементом на яйцах и стружкой в анале, а про его ствол вообще молчу. Вечная палатка, то из брюк, то из полотенца.

— Хочешь, чтобы в экран не влезла? — фыркает Алька, чуть выпячивая грудь и провоцируя учащение дыхания у меня и острую палатку уже из моих штанов.

— Поверь, стоит нам вернуться, и тебе придётся кушать очень много сладкого, жирного и сытного, — хрипло отвечаю ей, расстёгивая под столом ширинку и давая свободу младшему Ярику.

Ник хмыкает, заметив мои телодвижения, сползает рукой под стол и облегчённо выдыхает через пару секунд, а Алька густо краснеет от моего намёка и блаженной рожи Николаса.

Алёна переводит разговор на Маринку и её младшего сынишку, которого назвали Майк, немного рассказывает о Даше и бабе Вере, так как ей приходится ездить к родителям каждый выходной, дабы избежать жалобы на отсутствие внимание от вылетевшей из гнезда птички.

Мы в сотый раз жалуемся на комарьё, мошкару и отсутствие рядом того, кто бы мог пожалеть, перебивая друг друга делимся тем, как сильно скучаем и снова возвращаемся к намёкам о том, что сделаем с ней по возвращению.

Простившись, идём к бару, заправляем стаканы виски и выползаем на балкон, садясь в плетёные кресла и прикуривая сигареты. Никогда столько не курил, но здесь, в дали от сестрёнки, рука сама тянется к пачке со стрёмной картинкой.

— Не думал, что будет, если Аля решит остаться с двумя? — задаёт Ник новый, ненужный, но такой правильный вопрос. Прям специалист по ядовитым вопросам.

— Не думал, — честно отвечаю. — Даже не представляю, что такое может быть.

— Может, — пускает несколько дымных колечек в воздух, растворяемых вечерним ветром. — Тогда ситуация выйдет совсем на другой уровень. В неё начнут вмешиваться родители, и если твои, скрепя сердцем, с ней согласятся, то мои начнут боевые действия, вплоть до лишения меня наследства.

— Тогда отступи сейчас, — с надеждой перевожу взгляд на него. — Зачем тебе, заведомо представляя выхлоп, лезть во всё это?