Раз. Два? Три! (СИ)

Его губы двинулись чуть дальше по запястью, коснулись тыльной стороны ладони, отчего внутри Гермионы словно что-то взорвалось, до того неожиданным и неописуемо приятным было это нежное и небрежное прикосновение. Неотрывно смотря Гермионе в глаза, Джордж перецеловал каждый пальчик. Гермиона судорожно сжимала и разжимала пальцы ног, не в силах удержать охватывавшую её истому. Судя по лукавому взгляду, Джордж догадывался о её состоянии и продолжал свою медленную пытку, прибавив к этому поглаживание ногой её ноги.

Долго сдерживаться Гермионе не удалось. Неожиданно для самой себя она вскочила со стула и, опёршись одной рукой о столешницу, другой притянула к себе Джорджа и впилась поцелуем в его губы. Он тут же ловко сориентировался и потянул девушку на себя. Но, видимо, не рассчитал силу рывка, так как Гермиона рухнула ему на грудь, и стул, на спинку которого Джордж непроизвольно откинулся, грохнулся на пол, утягивая за собой целовавшуюся парочку.

Падение, однако, чувств не остудило. Продолжая целовать Гермиону, удобно расположившуюся на нем, Джордж запустил пальцы в её растрепанные волосы, отчего девушка едва ли не дугой изогнулась, прижимаясь к нему всем телом. Слегка прикусив его губу, она потёрлась грудью о его грудь. Легкий запах её духов сводил с ума.

— Не здесь и не сейчас, — выдохнул Джордж в губы Гермионы, пытаясь подняться. — Я не хочу, чтобы ты потом пожалела о том, что сделаешь.

— Пожалела? — непонимающе округлила глаза Гермиона.

До неё тут же дошло, до чего же развратно она себя ведёт, и девушка, густо покраснев, резко поднялась на ноги и слегка качнулась, опёршись боком о стол. Её руки мяли рубашку, в который уже раз за день постыдно распахнутую. Джордж неловко встал и поправил футболку.

— О, Мерлин, до чего же мне стыдно! — Гермиона закусила губу, чтобы не расплакаться. Сердцебиение и не думало униматься, казалось, Джорджу отчётливо слышен каждый стук своевольной мышцы. — Я… Прости меня, пожалуйста. Я нечестно веду себя, я давно уже должна была отказаться от вас обоих, и… Прости. Я пойду, пожалуй. – В её голосе звенели слезы. — Мне, наверное, лучше уехать…

Она даже не успела отойти от стола, как Джордж резко схватил её за руку и притянул к себе.

— Никуда ты не поедешь, — выдохнул он в её губы. — Я знаю, так нельзя, но я не могу от тебя отказаться. И Фред не может. Что же в тебе такого, Гермиона, что парни из нашей семьи летят к тебе, как мухи на мед?

— Может, это потому, что мне просто нравятся рыжие? — с трудом улыбнулась Гермиона, и в следующий же миг губы Джорджа впились поцелуем в эту улыбку.

Гермиона сама не заметила, как оказалась на столе, на груде отчётов, с таким трудом рассортированных ею и Джорджем, а сам Джордж, чью поясницу она уже обвила ногами, торопливо расстегивал пуговицы её рубашки. Его губы опаляли поцелуями кожу, они прикусывали шею, вырисовывали на коже узоры и припадали к бешено бьющейся жилке, в то время как пальцы Гермионы путались в его волосах.

Стащив с неё рубашку, Джордж подхватил девушку под ягодицы и притянул ближе к себе, усадив на самый край стола. Его бедра непроизвольно двигались, словно бы захваченные страстью молодые люди уже были без одежды и ничто не мешало свершению того, к чему они так долго шли. Гермиона подавалась бёдрами вперед, инстинктивно чувствуя нужные движения, следуя выпадам Джорджа и уже жалея о том, что её руки, обвившие его плечи, не в силах дотянуться до пряжки злополучного ремня.

— Если это только начало, что же дальше будет? — вырвалось у Джорджа.

— Наверное, мы скоро об этом узнаем… — выдохнула Гермиона ему в шею.

Все сомнения и моральные устои отступили перед лицом всепоглощающей страсти. «Какое избитое слово, — отстранённо думала Гермиона, пока пальцы Джорджа пересчитывали все позвонки на её спине. — Это не просто всепоглощающе. Это выворачивает наизнанку, это сносит крышу, да что там, это как ураган, не оставляющий ни единого здания на своем пути… И это нежность, сводящая с ума. Это Джордж».

И от осознания этого хотелось петь. Но единственным звуком, что вырывался у Гермионы, был протяжный стон, сменившийся чередой коротких и прерывистых, которым вторило тяжелое дыхание Джорджа. Это был самый настоящий дикий и безудержный секс, даром что одежда была ему преградой.

Дёрнувшись, Джордж резко уткнулся лицом в ключицы Гермионы, ходуном ходившие из-за глубоких вздохов. Девушка откинулась назад, на заваленную бумагами столешницу, всё ещё по инерции двигая бедрами. Внутри неё росло чувство неудовлетворённости, в то время как Джордж, судя по всему, уже успокаивался, рассеянно поглаживая её тело от плеч до бёдер.

— Я не должен был этого делать, — глухо прошептал он, но раскаяния в его голосе не было. — Гермиона, тебе следовало меня остановить.

— Так ведь ничего и не было, — непонимающе прошептала девушка, не в силах говорить громко после всего произошедшего — вернее, не произошедшего.