Раз улика, два улика!

— Здорово! Гошка, ты рад?

— Ну, рад, в общем…

— Гошка с папой повстречался, на виндсерфинге качался… — выпалила вдруг Маня.

— Чего-чего? Стихи, что ли, забацала? — удивился Леха.

— С ней это бывает, — засмеялся Гошка. — Только на виндсерфинге не качаются. Это ж не качели.

— Очень даже качаются. На волнах! Что я, виндсерфинга не видела! — обиделась Маня.

— Ну, если на волнах… — сжалился над нею Гошка. — А дальше что?

— Дальше я еще не придумала. Сейчас…сейчас… кушал рыбу, пил компот…

— После пучило живот! — докончил строчку Шмаков.

— Вы сдурели, да? — возмутился Гошка.

— Я про живот ничего не говорила! Нет, не так. Гошка с папой повстречался, на волнах он с ним качался, оба радовались встрече…

— Представляешь, человече? — опять закончил строчку Леха.

Гошка прыснул.

— Лешка, ты что? Чего лезешь…

— Не могу спокойно наблюдать муки творчества! Все тянет помочь девочке, я же благородный испанский дон!

— Ты не дон, ты дурак! — твердо произнесла Маня.

— Ну вот! Если б я, между прочим, был не дон, я бы тебе за дурака вмазал, но мое донство мне не позволяет!

— Да, Леха, ты силен! — засмеялся Гошка. — Донство! А ты, Маня, заканчивай со стихами.

— Я не виновата, они сами из меня лезут… Шмаков, ты не дон испанский, а обычный шкет болванский! Ой, честное слово, это само…

— Плохо, Малыгина, просто скверно! — подражая учительнице литературы Инне Николаевне, проговорил Шмаков. — Шкет болванский! Бездарно!

— Все, Леха, хватит! — вмешался Гошка, заметив слезы в Маниных глазах.

— А я что? Я ничего, — ответил Шмаков. — Ладно, проехали, а ты мне вот что скажи. Вы того мужика, которому бабки передали, сфотали?

— Как ты сказал? Сфотали? — взвилась Маня. — Так нельзя говорить!

— Ох, она меня достала! — заскрипел зубами Шмаков. — Без тебя знаю, как можно, а как нельзя.

— Незаметно что-то.

— Ой, заткнись ты!

— Гошка, я все-таки твоя гостья, а он…

— Леха! Если ты все время будешь задираться, мы никакого дела не сделаем.

— Все! Молчу, как камбала. Весь такой плоскенький, одноглазенький, лежу себе на дне и помалкиваю.

Тут уж и Гошка, и Маня не выдержали, расхохотались, и мир был восстановлен.

Через некоторое время Маня дозвонилась до своей знакомой.

— Тетя Мика? Здравствуйте, это я!

— Маняша? Ты почему не в школе? Заболела?

— Нет, тетя Микочка, не заболела, нас просто раньше отпустили. У меня к вам дело, тетя Мика!

— Дело? Какое дело?

— Моему одному другу надо с вами поговорить.

— Что это за один друг? Уж не тот ли самый Гошка?

— Да, только вообще-то он не один…

— Ничего не понимаю!

— Ну, их двое или даже трое…

— Гошек?

— Друзей!

— А, поняла. И что, всем троим надо со мной поговорить?

— Ну да!

— О чем, интересно знать?

— Это не телефонный разговор.

— Ах ты, боженьки мои! Не телефонный разговор, надо же! Это, надо полагать, вас четверо ко мне ввалятся? Трое парней и ты? А Саша?

— О, тетя Микочка, Саша пока не в курсе, я ее постепенненько подготовлю, а вы ей пока не говорите. Ну и маме тоже не надо…

— Маняша, это что-то плохое, да?

— Нет, что вы, это хорошее, то есть плохое уже произошло…

— Боженьки мои, ты меня пугаешь!

— Нет-нет, пугаться не нужно… Ой, а можно мы прямо сейчас приедем, а?

— Прямо сейчас? Можно. Это получится примерно через час? Я вам картошечки испеку! Приезжайте уж поскорее, а то я места себе не найду. Боженьки мои!

— Выезжаем! Ну вот, — сказала Маня, повесив трубку, — поехали!

— А между прочим, твой Никитос мог запросто в школу пойти, — заметил Леха.

— Боюсь, что да… Иначе он бы уже позвонил, — огорченно ответил Гошка.

— А ты ему звонил? — поинтересовалась Маня.

— Не успел еще…

— Так, может, он тоже еще не успел?

— Сейчас выясним.

Гошка набрал номер и сразу услышал заспанный голос Никиты.

— Алло! Гошка, ты? Тоже в школу не пошел?

— Ага! Слушай, братишка, быстро собирайся. У нас неотложное дело!

— У нас? Какое дело?

— Мы со Шмаковым и с Маней едем к одной артистке, которая снималась в кино с Еленой Куценко.

— Ошизеть! Где вы ее надыбали?

— Это Манина знакомая. Ты с нами?

— Еще спрашиваешь! Где встречаемся и когда?

Глава VIII У АРТИСТКИ