Разбег

— Ну, что, товарищ Пальванов. Решили мы сделать вас своим экспедитором-заготовителем. Поедете на хлопкоочистительные заводы в Мары, Чарджуй — заключите договоры на поставку хлопка для фабрики. Семью заодно перевезете. Скоро пуск производства — пусть ваши дочери подучатся у опытных мастериц ткацкому делу.

— Спасибо за доверие, — расчувствовался Чары-ага. — Я оправдаю ваше доверие.

— Ну, какая может быть благодарность, — сказал директор. — Это я вас должен благодарить за то, что вы уже сделали для фабрики.

— Когда ехать? — спросил Чары-ага.

— В понедельник можете отправляться — мы подготовили нужные документы, а пока зайдите в ЦК партии, вас пригласили на десять. Собственно, я и вызвал вас для того, чтобы сказать.

Чары-ага потускнел. Голос у него сразу упал, сделался не своим:

— А зачем вызывают, не знаете?

— Не знаю, товарищ Пальванов. Но в ЦК по пустякам не вызывают. Был небольшой разговор, о вас…

Чары-ага, войдя в приемную секретаря, стал ожидать вызова. Но вот его пригласили в кабинет.

Войдя, Чары-ага увидел за столом нескольких человек, в их числе Кайгысыза Атабаева. Попятившись, Чары-ага схватился было за бороду, которой давно у него не было, и жестом своим рассмешил сидевших за столом.

— Товарищ Пальванов, а где же ваша борода? — смешливо прищурившись, с некоторым недоумением спросил Атабаев.

— Какая борода? — удивился Чары-ага, и опять взялся за подбородок. — А… Вы говорите о моей бороде… Да нет ее давно… Зачем она мне?

— Как работается на новом месте? — поинтересовался Атабаев. — Людей не обижаете?

— Товарищ Атабаев, что вы! Я никогда никого не обижал, не считая врагов Советской власти.

— Ладно, присядьте… Мы вас вызвали, чтобы сообщить: строгий выговор, вынесенный вам весной, с вас снимается. Партбюро разобралось во всех обстоятельствах и признало вас невиновным.

— Спасибо, товарищи. — Чары-ага гордо выпрямился и улыбнулся.

— Как семья? Не перевезли еще в Ашхабад?

— Нет пока.

— Поторопитесь, к новому году — пуск фабрики.

— В понедельник я поеду по делам, и за семьей. — Чары-ага принялся было рассказывать все в подробностях, но Атабаев остановил его:

— Счастливого вам пути, товарищ Пальванов. И успехов в работе. Будьте всегда внимательны к людям. Можете идти…

XVIII

Весной, до выхода кавполка в летние лагери, Иргизов уволился в запас. Сколько раз оставляли его рапорты без внимания, а тут помог случай. Объезжая жеребца, вылетел Иргизов из седла, сломал руку — больше месяца пролежал в госпитале. Пока был в гипсе, Нина каждый день приходила к нему в палату, уводила во двор и там, прохаживаясь по аллее, говорили они — как им жить дальше. Решили, что Иргизов подаст документы в САГУ, на исторический факультет, Нина же спишется с узбекским театром, где, наверняка, не хватает актрис, и уедут они в Ташкент. Уговорились и начали действовать. Примерно через месяц Иргизова, правда с трудом (вмешался опять Морозов, чуть было не испортил дело), комиссовали. А еще через неделю Нина получила письмо из Ташкента, от главного режиссера. Главреж писал, что с удовольствием ждет ее на заглавную роль в «Интервенции», которую он собирается ставить.

Немного покапризничала Зина: страшно оставаться одной. Пристыдил Иргизов сестренку: ей ли кукситься! Из Оренбурга до Ашхабада добиралась, на чем бог послал, не дрогнула, не растерялась, хотя всего-то было ей тринадцать лет. А теперь — двадцатилетняя красавица с медицинским образованием, заведующая здравпунктом прядильно-ткацкой фабрики. Да и надолго ли уезжают они с Ниной?

На всякий случай Иргизов позвонил в Наркомздрав Тамаре Яновне, попросил, чтобы присматривала за Зиной. Красовская с удовольствием согласилась, и тоже не высказала никаких опасений. Напротив, пожурила свою ученицу, когда встретила ее, чтобы нюни не распускала, а дала возможность брату получить высшее образование.

Иргизов с Ниной стали готовиться в дорогу. Уже накануне самого отъезда, когда Нина зашла в театр, чтобы проститься с друзьями, режиссер предложил ей выступить на городском вечере, в честь создания Все-туркменского объединения писателей. Нина охотно согласилась — решила прочесть со сцены любимые стихи.

В тот же день Иргизов позвонил Аману и Ратху — пригласил их на вечер. От обоих получил согласие. Согласилась пойти в театр и Зина. В фойе встретились с Аманом и Галией.

Зал театра был полон. Зрители заняли все ряды. Некоторые стояли в проходе. В ложах и бельэтаже тоже тесно. Пестро от цветастых платков — это первый туркменский пролетариат — работницы недавно вступивших в строй текстильной и шелкомотальной фабрик.

Средняя часть зала выделяется форменной черной робой железнодорожников. За ними — зеленая полоса: командиры и красноармейцы. Аман с Галией и Иргизов с сестрой в этой полосе.