Разберемся! Главное о новом в кино, театре и литературе

Владимир Кошевой сыграл Раскольникова в сериале «Преступление и наказание», и зритель мгновенно запомнил его более чем выразительную внешность и незаурядный темперамент. Он актёр-странник: его можно встретить во многих театрах. В БДТ он играет в «Игроке» по Достоевскому, а теперь «достоевское прошлое» привело его на сцену Александринки к Иосифу Джугашвили. Никакой это не Джугашвили, а это типичный бледнолицый юноша из Достоевского, странный парень, богоборец, революционер, грубиян с горящими глазами и нехорошей усмешкой. Стать самому богом — вот его тайная цель, и это типичная мания из Достоевского, думаю, абсолютно чуждая реальному Иосифу Джугашвили. Актёр привлекателен, и то, что он играет, не лишено смысла, но острота рисунка тонет в общем болоте, вязнет, утяжеляется, и вспоминается один старинный принцип театра: «Громче и быстрее!»

В общем, никто на сцене Александринского театра в этот вечер не родился. Сталин прибыл уже готовым, а Иосиф Джугашвили оказался скромной вариацией из Достоевского, на основе посредственной драматургии, в добротных декорациях, без актёрского ансамбля, но с прекрасным исполнением грузинских песен (на что в театре имеется дивный хормейстер Иван Благодёр). Часть публики так сомлела от скуки, что наградила бурными аплодисментами мальчиков- газетчиков, которые пару раз выскакивали на авансцену и бодро выкрикивали что-то на грузинском языке. Энергия! Куда ж девалась энергия, отчего она утекла со сцены Александринки и как без неё работать?

Без неё ставь хоть про Сталина, хоть про Пушкина, хоть про Христа — результат будет один и тот же.

Злые мужчины на морозе и без женщин

Фильм «Союз спасения», посвящённый декабрьскому восстанию 1825 года, вышел в конце года 2019-го и снискал умеренную, но несомненную благосклонность публики и устойчивую неприязнь критики. Группа критиков, входящая в состав гильдии кинокритиков, даже назвала его худшим фильмом года. Поскольку сегодня никому доверять нельзя, пришлось тратить собственное зрение и время в размере 136 минут.

Демарш критиков меня удивил: «Союз спасения» ни по каким составляющим невозможно назвать худшим фильмом. Их у нас пекут по сто штук в год, и в потоке встречаются изделия совсем беспомощные. «Союз спасения» же, при всех слабостях, огрехах, недочётах и проколах, вполне профессиональный кондиционный продукт. Правда, он принадлежит не старому доброму «искусству кино», а новому визуальному искусству, которое я как-то предложила назвать «кинематический дизайн». Это именно то искусство, которое развивает руководство Первого канала в лице продюсеров К. Эрнста и А. Максимова начиная с картины «Ночной дозор».

В кинематическом дизайне фигура режиссёра, к примеру, теряет авторские полномочия и становится чем-то вроде центрального пункта управления тем, что в советскую старину именовали «комбинированные съёмки», — то есть всяческими спецэффектами, трюками, фокусами и прочей визуальной экспрессией. Режиссёр «Союза спасения» — Андрей Кравчук, а был бы Фёдор Бондарчук или Тимур Бекмамбетов, что бы изменилось? Возможно, подбор актёров был бы чуть повыразительнее, и всё. Главное место в картине занимает собственно восстание, стояние на Сенатской площади 14 декабря, снятое бешено вращающимися дронами, и какие к нему претензии? Снято лихо, ух! И конечно, не качество дизайна возбудило критическую мысль.

Критики, как их собратья в двадцатых годах, — пролетарские, бдительные, с развитым классовым чутьём — опознали в «Союзе спасения» враждебное «запутинское» произведение. Утверждающее, что не мятежные офицеры, а государь император был прав в той давней заварухе. Жуткий призрак революции следовало подавить в зародыше — и первую кровь пролил отнюдь не император, а декабристы. У них вообще в ближайших планах значилось цареубийство, которое из благой и верной акции за прошедшее историческое время превратилось в дело преступное и порицаемое…

Я не увидела в фильме очернения декабристов и прославления императора, нет, но некий шаг в сторону развенчания романтического мифа о 14 декабря 1825 года, конечно, сделан. И вот проблема: если ты что-то у людей отбираешь, ты должен что-то дать им взамен. У нас на одной чаше весов — романтический миф о свободолюбивых офицерах, сооружённый могучими величинами. У нас там Пушкин с «Во глубине сибирских руд.», «И на обломках самовластья напишут наши имена!», Некрасов с поэмой «Русские женщины», Тынянов с «Кюхлей» и Трифонов с «Нетерпением». У нас «Звезда пленительного счастья» с лицами Стриженова, Баталова и Костолевского и музыкой Исаака Шварца на стихи Окуджавы, да и улицы Пестеля и Рылеева в Санкт-Петербурге не переименованы — солидно, мощно оборудован декабристский романтический миф.