Разберемся! Главное о новом в кино, театре и литературе

Майор Черкасов вот что символизирует: мужчина — это внутреннее состояние человека, особая его упорядоченность, обязательная честность, непременная храбрость, умение владеть собой, отвечать за

свои слова и дела. И — постоянный внутренний огонь, который моментально отражается в глазах приближающихся женщин…

По ходу сериала с 2012 года женщины майора Черкасова постепенно накапливаются, и в «Катране» их уже трое. Первая жена — бойкая разбитная Вера (Екатерина Климова), вторая жена — домовитая Маргарита (Даниэла Стоянович), новая любовь — пленительная актриса Галина (Евгения Крюкова). Есть даже сцена, где все эти обаятельные женщины собираются вместе (ради правого дела — спасти больную девочку) и обсуждают своего Черкасова, одного на троих. Понимаем: на всех женщин с горящими глазами не напасёшься майоров Черкасовых, но некоторым повезло, хотя они этого и не желают признавать.

Однако в «Катране» произошло небезынтересное «дублирование» героя: в притоне, на котором сосредоточено расследование, есть таинственный музыкант, постоянно ошивающийся возле мест преступления, тоже носящий шляпы, тоже практикующий интересную небритость и говорение сдержанным горячим шёпотом. А играет его Максим Аверин. Намечается «дуэль» двух мужчин в шляпах! Кому достанется переходящий вымпел неземной красоты — муровка Соня (Марина Александрова)? Хотя Соню и Черкасова связывают абсолютно невинные отношения, между ними только душевная привязанность, нравственный выбор для неё существует. И он сделан — победил Черкасов, не мог не победить, потому что из его жизни исключены лживость и притворство, это основы его бытия.

Но вот тут-то создатели картины и напортачили. В последней серии вдруг выяснилось, что герой Максима Аверина — агент КГБ, и Комитет этот в лице персонажа Роберта (Сергей Угрюмов) страшно разросся в своей значительности и всемогуществе. Может, хватит уже подлизывать известное место, вроде как зализали уже? Если музыкант — агент, не пошёл бы он лесом со своими чувствами и мыслями? Подвигал туда-сюда сюжет, и прощай навек, не хватало ещё выбивать зрительское сочувствие для агентов КГБ. Обойдутся. Перетопчутся.

А майора, нашего кристального майора, обрекли на подлог: он инсценировал смерть девушки, чтобы расколоть затаившегося врага. Нет. Это не путь майора Черкасова. Вы всё врёте. Он не мог. Он не пошлый клоун безопасности, корчащий значительные рожи, не брезгующий провокациями и лживыми подставами, он — народный милиционер и настоящий мужчина.

Придумали, наполнили жизнью грамотный образ — так надо следить за ним и светлый образ не портить. Не грузить честного парня скверными методами другого ведомства. Он вынимает из кобуры пистолет и в одиночку идёт на врага, он спасает женщин и детей, он смотрит на злодея пронзительными глазами воина света — и тот начинает корчиться.

Руки прочь от майора Черкасова.

Слава богу, самый обыкновенный спектакль

В московском Театре наций в декабре 2019 года прошли премьерные спектакли по пьесе А. П. Чехова «Дядя Ваня», в заглавной роли — Евгений Миронов, постановка — Стефана Брауншвейга (главный режиссёр парижского театра «Одеон»). Никаких провокативных игр с классическим текстом на этот раз Театр наций не предъявляет: публика с любопытством созерцает вроде бы самый обыкновенный спектакль.

Пьеса Чехова потревожена минимально: когда у автора упоминаются тысячи рублей, их заменяют на миллионы, чтоб зрителю был понятен размер сумм в пересчёте на день сегодняшний. Да доктор Астров (Анатолий Белый) говорит не «в человеке всё должно быть прекрасно», а «в человеке должно быть прекрасно всё». Но у Белого крупные проблемы с дикцией, он забалтывает роль, невнятна примерно треть текста, так что он мог и случайно оговориться. Костюмы модернизированы (с ориентиром на вторую половину прошлого века, но такое возможно носить и сейчас), в сцене рассказа доктора Астрова об экологической деградации района он приносит ноутбук, а профессор Серебряков, объявляя об идее продать имение, выходит к микрофону. Но это уж совсем невинные шалости — принципиальных сдвигов по сути и смыслу никаких.

Французские режиссёры средней руки, как правило, страшно экономны в решениях: любят всё как бы стильно-элегантно преподнести и не заморачиваются с изобретением оригинальных ходов. Так и здесь (Брауншвейг выступил и в качестве сценографа): сцена сзади затянута полукругом забора из серых досок, в первом действии сверху забора виден сосновый бор, в последнем — внизу проецируют картинку с поваленными деревьями. На авансцене — необходимая мебель (стулья, столик). А по центру — деревянная кадка с водой, мини-бассейн, куда окунаются персонажи. Но поскольку французы экономят и воду, в кадку ныряют редко и далеко не все. После того, что повидали на русской сцене театралы за последние 20 лет, невинные французские шалости вызывают одну лишь лёгкую улыбку.