Разбежались линии руки

У меня, как и в кармане, так же пусто в кулаке.

Ни синицы у меня, ни синей птицы.

А удача чуть не плачет, так удаче нужен я.

И она за мной не первый год плетётся:

— Журавля поймать не можешь, так хотя бы воробья,

Мне к тебе без птицы счастья не идётся.

Не положено удаче приставать ко всем подряд.

Только к тем, кто отловил хотя б синицу.

Не поймал — ходи голодный, как в народе говорят,

Пусть тебе твоя удача и не снится.

Тут задумался я крепко, заблудился в мыслях я:

Вот живу ж без птицы счастья и удачи.

Денег мало, счастье есть и есть любимая моя.

Ну, а это — всё что надо. Не иначе.

Ни синиц, ни журавлей, а я живу в любви своей.

В настоящей, во взаимной, очень долгой.

Птаха счастья — соловей нам в саду поёт о ней.

И ловить его ни смысла нет, ни толка.

В общем, это не задача — без удачи жизнь прожить.

Только ты со мной, любовь, не разлучайся!

И журавль в высоком небе надо мною не кружи,

Госпожа моя, удача, не печалься.

Двое

Играет тихо радио в пустой квартире маленькой,

Где кроме нас из мебели лишь чайник да кровать.

И я не помню сам уже, что ты, к несчастью, замужем.

Да и тебе не хочется об этом вспоминать.

Играет тихо радио, и души наши грешные

Не чувствуют ни времени, ни боли, ни стыда.

А ты, такая нежная, на два часа украдена…

Ах, как бегут, бегут они неведомо куда!

Эх, раз да ещё раз

Дай бог нам лишний час!

Кому поставить памятник за эту жизнь дурацкую,

В которой врать и прятаться приятней, чем не врать?

Мотается наш маятник меж былью и меж сказкою,

И ни того, ни этого у нас не отобрать.

Жизнь далеко ли, близко ли, но окна так зашторены

Что ни весны, ни осени, не лета, ни зимы…

И, отпустив грехи свои на все четыре стороны,

Украденное поровну с тобою делим мы…

Эх, раз, да ещё раз

Дай бог нам лишний час…

Холодно мне

Которая уже по счету осень

Одни и те же травы ветром косит

И через крыши листья переносит

В другое место, где теплее им…

Который год одни и те же дети

Гоняют по дворам осенний ветер,

И тот же самый мокрый, желтый вечер

Опять вздыхает за окном моим…

В какой по счёту жизни было это?

Горит закат до самого рассвета

И тихо пропадало лето где-то,

Там пропадает, где теплей ему.

Но каждый год одни и те же окна

Под тем же самым серым ливнем мокнут.

И никакие силы не помогут

Согреться настроенью моему.

Холодно мне

И мерзнет мокрый лист на окне,

Хоть всё на свете в желтом огне

Сгорает до весны…

Холодно мне

В лиловой от дождя тишине

И время превращается в ней

В октябрьские сны…

Молва

Носит странную молву

Обо мне далёкий ветер.

Говорят, что я живу

Лучше всех на белом свете.

Говорят, что не пою

И не помню грустных песен…

И что ангел мой повесил

Сто подков на дверь мою…

Видно, вышита молва

Из непрочной канители.

А красивые слова

Вместе с ветром улетели.

Никогда не заманю

Я в свой дом весёлых песен…

Глупый ангел мой повесил

Сто замков на дверь мою…

Сон

Я отстал от часов и уснул под рассвет

Под ночник на подушку роняющий свет.

И тогда мой уставший заснувший двойник

В заповедное сонное царство проник.

И меня больше нет. На четыре часа

Отлетела душа через щели в глазах,

Загуляла душа на четыре часа

В дебрях странного, чистого, вещего сна.

Всё прекрасно там, в этом сне,

Будто я душой снова с ней,

С той моей родной и одной.

И она со мной, и она со мной…

От экватора солнце плывёт в горизонт,

Через пару часов утро вынырнет в жизнь.

Что ж так тяжко опять мне со сном не везёт?

Вот очнусь, вот проснусь, и хоть снова ложись.

Пусть сегодня не будет реального дня,

Пусть Морфей не отпустит подольше меня,

Чтоб душа подлечилась, больна, нечестна

В светлом облаке доброго вещего сна.

Всё прекрасно там, в этом сне,

Не во сне я вновь только с ней,

С той моей родной и одной.

И она со мной, и она со мной,

И она — со мной…

Уплывали цветы

Я не видел такого нигде,

Было грустным видение это:

Уплывали цветы по осенней воде,

Навсегда уплывали из лета…

И судьба их была холодна,

Как последний сентябрьский вечер.

Застывает вода в тихой речке до дна

И цветы сохраняет навечно.

А когда отзвенят холода,

И от мая схоронятся где-то,

То уже не увидит никто никогда

Тех цветов, что уплыли из лета…

Былина

Эх, силушка-дурнинушка да распирает грудь!

Эх, деть бы эту силушку да хоть куда-нибудь!

Будет дальняя дорога, дом казённый, стол дубовый.

Там у самого порога непролазный вырос лес…

Ночью в лесе стонут совы, ночью двери на засовах,

Но там, за дверью, мой весёлый, мой бубновый интерес.

Пусть казёнными харчами в доме том гостей встречают

И никто под балалайку вам не спляшет во хмелю.

Пусть там стол стоит коряво: криво слева, косо справа,

А на столе еда — отрава… Я тот дом давно люблю.

В этом доме я не Вася, там я молодец — держись!..

Пусть другие брагу квасят, у меня иная жизнь.

Там я меч свой ночью правлю, там я стрелы наточу,

А с утра коня направлю биться с тем, с кем захочу!

Эх, силушка-дурнинушка да распирает грудь!

Эх, деть бы эту силушку да хоть куда-нибудь!

Ночью каркают вороны над сожжёнными полями.

А полей тех подле леса и за день не обойти.

Эй, кто бродит возле дома с кулаками да с огнями?!

Был ваш путь сюда, да только — без обратного пути!

Поживу я в этом доме, со стола поем отравы,

Отдохну под совьи вздохи, да пойду в обратный путь.