Разбитое стекло

– Любой другой мужчина, папа, выбежал бы на балкон, чтобы засечь хулигана, – стал объяснять я, – тот, кто был у нее, не сделал этого, потому что не хотел, чтобы его увидели. Ему даже выходить из подъезда не потребовалось, он просто поднялся на свой этаж. И ты слишком быстро и в подробностях все узнал. Такая осведомленность может быть только у того, кто присутствовал при случившемся. Папа, почему у тебя не хватает смелости признаться?

– Даже если бы я и признался, что это изменило бы? – холодно ответил отец. – Ты убил Инну, ты виновен в ее смерти.

– Но если бы ты, пока нет мамы, не побежал к ней кобелировать, ничего этого бы не было. И давно ты туда захаживал? А я все думал, откуда у нее деньги на фирменные шмотки?

От первого отцовского удара я увернулся. Впрочем, он все равно смог ухватить меня за шиворот, когда я уже ринулся из комнаты, и один раз все-таки крепко приложил меня по морде. В тот день и я в первый и последний раз в жизни поднял руку на отца. После этого я собрал свои вещи и ушел из квартиры.

Я не хотел больше его видеть. Но главное, я не мог больше ходить мимо ее окон. Смотреть на кромешную темноту, в которую они погрузились. Мрак, который исходил из их пустых глазниц, заволакивал меня, утягивал в бездну. Я больше не мог этого выносить. Камиллу забрали родные, вместе с ней уехал и кот Афоня. Когда я пулей пробегал мимо ее двери, от нее веяло могильным холодом.

Я забрал из дома свои сбережения (не помню уже, на что я тогда копил), что-то еще одолжил у друзей-приятелей и подал документы о переводе в университет соседнего города. На все тот же экономический факультет. Успевал я превосходно, поэтому перевели меня без особых проблем. Меня сжигали чувство вины и невыносимая тоска по моей несостоявшейся любви. Я поселился в общежитии, стал хвататься за любую работу и халтуру, которая мне подворачивалась. Много пил, шатался по девкам, питался всяким дерьмом. Огрубел, одичал, перестал читать. С мамой я тоже не общался. Звонил ей только на праздники. Она была ни в чем не виновата, и объяснить ей свое бегство мне было нечем. Пусть она примет версию отца, какую он там ей приготовил. Так будет лучше. Отец тоже не пытался выйти со мной на связь. Я оборвал все нити, связывавшие меня с моим родным городом, и довольствовался жизнью среди чужих людей, незнакомых домов и улиц, которые не любил и никогда не стал бы считать своими. По окончании университета я устроился на скучную низкооплачиваемую работу, переселился в съемную халупу и окончательно обозлился на весь мир.

В начале двухтысячных у всех уже были мобильные телефоны, и мама знала мой номер. Я звонил ей редко, примерно раз в месяц, и в один из моих звонков трубку взял отец. Я хотел отключиться, но он успел сказать:

– Срочно приезжай, мама умирает.

Проститься с мамой я не успел, хотя сел в первый же междугородний автобус и добрался без проволочек. Она умерла в реанимации, где пробыла сутки после обширного геморрагического инсульта. В том, что я не успел, моей вины не было: мама скончалась скоропостижно, упала на улице, и «Скорая помощь» увезла ее в больницу в бессознательном состоянии. Но последние годы ее жизни прошли в мое отсутствие. Косвенно я чувствовал себя виноватым и в ее смерти тоже. Я ничего ей не объяснил, я не видел ее несколько лет. И если быть честным с самим собой, был настолько погружен в свою личную бездну, что не сильно-то в ней и нуждался. Мне был не нужен никто. Даже я сам.

В стенах своей комнаты я раскис. Оказывается, я еще не забыл запах родной квартиры, тело помнило кровать, молочай в моей комнате разросся до невероятных размеров и уже подпирал потолок. Я понял, что больше никуда не хочу уезжать. На поминках мы с отцом обнялись и пообещали друг другу в память о маме забыть старые обиды.

За время моего отсутствия отец сильно изменился и сделал внушительные успехи, став начальником Управления имущества и земельных отношений городской администрации. В начале двухтысячных муниципальная недвижимость была распродана за копейки с молотка за считаные несколько лет, и отец очень удачно припал к источнику. Он был еще далеко не стар, очень амбициозен и хитер. Именно такие люди в те годы стремительно вырывались вперед. Многие из них плохо кончили, но папа обладал еще одним ценным качеством – осторожностью, и именно она позволила ему долгое время держаться на плаву. Альберт Валентинович, всегда считавший, что деньги – это самый эффективный способ достижения задуманного, о чем бы ни шла речь, как я понял, попросту «купил» свою должность. Одним словом, занес кому нужно, и должен был вернуть вложения с лихвой. Когда я еще метался между соблазном остаться в комфорте и тепле своей квартиры и решением гордо вернуться в свое убогое одинокое логово, отец завел со мной серьезный разговор.