Мы умылись, разложили свои вещи в отведенной нам комнате. Пока Грек распаковывал чемодан, я плюхнулась на мягкую кровать. В окно вторгался морской ветерок, трепал белую шторку, и мне было так хорошо, как не было еще никогда в жизни. Вернулась Сара, интересная, стройная женщина, много моложе своего мужа, и мы уселись за стол. В семье хорошо понимали по-английски, поэтому языковой барьер можно было считать чисто условным. Мы ели жареного сибаса, перцы и ярко-красные, раздутые от гордости помидоры. Кроме того, на стол подали пирожки со шпинатом, аромат которых я почувствовала еще во дворе, замысловатый салат, мясной рулет, козий сыр. В графинах переливалось красное и белое вино. Атанас сказал, что белое очень легкое и его можно пригубить даже беременной женщине. Пошутил о том, что его мама всю беременность пила белое вино, и потому он получился таким здоровым и красивым. Его мама, старушка с древним именем Пенелопа, с удовольствием подтвердила эту информацию. Она единственная из всех плохо понимала по-английски, знала только основной набор слов и к тому же плохо слышала. Но была смешливая и приветливая, все время что-то лопотала по-своему и старалась привлечь наше внимание к блюдам собственного приготовления. Только сестра Андреаса, казалось, была не слишком рада нашему приезду. Вернее, не совсем так. На Андреаса она смотрела с нежностью и даже какой-то болью, которой я не могла найти объяснения, а на меня старалась не смотреть вовсе, нимало не заботясь о том, что это может показаться невежливым. Грек сказал, что она старше на два года, но внешне эта разница не была заметна. Агата сидела за столом ровно, словно проглотила деревянный кол, ела, едва открывая рот, пила крошечными глотками. У нее были иссиня-черные волосы, алебастровая кожа, правильные черты точеного лица. В первый же день она внушила мне какой-то необъяснимый, иррациональный трепет, если не сказать страх. От этой красивой, статной девушки исходил необъяснимый холод, который не таял даже в жарком климате греческого острова.