Разбойничьи Острова

Наэв умел скрывать чувства, тэру у костра так и не поняли, что он места себе не находит. Наступила ночь, Милитар злился все больше. Сидя у котла между другими, Наэв слушал чьи-то рассказы о давних походах и косился на лес. Теор исчез, не подобрав даже лука. Когда вернется, не похвалят его за потерю оружия. “Если вернется…”. В Ланде достаточно одного глупого шага — а когда этот сумасброд вспоминал об осторожности? Наэв смеялся и что-то отвечал на шутки, и молил богов, чтобы сын Алтимара вправду был неуязвим.

Теор, наконец, поверил, что связанные руки и регинская речь над головой, — это не сон. И все остальное тоже случилось наяву. Он, лучший из лучших, попался нелепо. Попался, едва прозвучала в лесу ложь Наэва, — словно регинский берег встал на его сторону и поспешил избавиться от Теора. Уже стемнело, вокруг была какая-то опушка, а мимо тянулась не плохая для глуши дорога. Пару раз тряхнув головой, он прогнал остатки головокружения и стал узнавать местность. За годы остановок в Рогатой Бухте островитяне излазили все вокруг. Он оказался довольно далеко от места, где его схватили. И в плену. Над Теором возвышались шесть человек, поодаль привязывали коней и отдавали приказы еще не более пятнадцати. Все вооруженные мечами и копьями, некоторые — очевидно, побогаче — в кольчугах, другие защищены лишь шлемами и щитами. Внушительный отряд для устрашения окрестных деревень. Экипажу двух кораблей проиграл бы с треском.

Теора резко поставили на ноги перед стариком-предводителем, и прозвучал вопрос, которого островитянин ждал:

— Где корабль?

Региния сравнивала разбойников с муравьями: где один, там и муравейник поблизости. Теор знал, что с ним сделают. Все его чувства сегодня уже побывали на дыбе. Преданность, что внушал Остров Леса, стала ложью, в тэру давно не видел братьев. Но упрямства и гордости ему хватало, на вопрос он рассмеялся:

— Твои слуги поседеют, прежде, чем узнают что-то от меня.

Понимал, что за ночь его в кровавое мясо превратят, подыскивал дерзкие ответы на корявом регинском, и едва ли верил до конца, что к утру будет мертв. Теор не умел бояться. Дрожь за свою шкуру считал уделом других, простых тэру, что не чета лучшему из лучших. Вместо страха за плечами маячила обида: "Братья даже не узнают!"

Старик пожал плечами и равнодушно отдал приказ:

— Повесить.

Бросив Теора на землю, регинцы столь же равнодушно и буднично отправились искать веревку и выбирать дерево.

"Что??!!"

Допроса не будет, враги не запомнят его смелости — вздернут, как простого вора, и пойдут дальше. Словно кто-то рассмеялся в лицо, напомнил, что якобы сын Алтимара — не бог, не легенда, всего лишь мальчишка из разбойничьего народа.

— Вы не можете! — кажется, он вслух это закричал, когда потащили к завязанной петле. Не мольба о пощаде — обвинение. Не регинцам, а Нере-Пряхе, глупой сказке Старух, что решила задушить его своей нитью. Посмела так решить — послать ему глупую смерть, до которой никому нет дела, даже врагам. Из-за Наэва, что вернется целым и невредимым и лет тридцать еще будет гордиться своей подлостью. Ради восьми десятков бывших тэру, с которыми этой горстке воинов все равно не справиться. Ради кораблей, которые… "давно уплыли!" Теор удивился, что не подумал об этом раньше. Милитар умен и осторожен, и конечно, не остался бы в Рогатой Бухте, зная, что кто-то может это место выдать. Милитар наверняка был рад избавиться от бунтаря и смутьяна, который сам мог бы быть Выбранным Главарем.

Странное облегчение нашло на Теора. Он рванулся из рук регинцев и теперь вправе был окликнуть старика, и сказать:

— Не убивайте, я расскажу…

И посмеялся мысленно своей хитрости. До Рогатой Бухты он сотню раз придумает, как сбежать.

— … после той деревушки Теор сам не свой, его надо было лишь подтолкнуть, — Наэв умолк на миг, а потом все же произнес это вслух: — Я хотел избавиться от него. Я заставил его сражаться, чтоб потом его изгнали. Я не собирался с ним мириться.

Выбранный Главарь Милитар выслушал молча. Вместо ответа вмазал кулаком под дых так, что у Наэва затрещали ребра. Тэру, кто еще не спал, выпучили глаза — Милитара не имел ни малейшего права кого-то бить. А Наэв был ему благодарен. Было бы намного хуже, если б Главарь словами сказал, как разочаровал его любимчик.

— Один безумен, второй — дурак, и оба, словно малые дети! — пробормотал старый воин, обращаясь к самому себе. — И что теперь делать?! — приказал: — Иди за мной! Расскажешь всем, что натворил. Не знаю, где его искать, но не бросать же его здесь!

Наэв еще хватал ртом воздух и не мог ответить, что сделает теперь все. И крики сначала принял за звон в ушах. Дозорные не подали сигнала, спящие тэру проснулись от первых воплей агонии.

Близился рассвет, Наэв слишком долго решался признаться.

Стрела

Если для Наэва худший рассвет в жизни начался со внезапной атаки, то для Теора битва в Рогатой Бухте началась еще раньше — с костра.