“
“
Она, на суше плакать не умевшая, зарыдала в три ручья, но Море все равно не сделать солонее.
“
Он припал к губам поцелуем, которым ни один смертный не одарит, — и оттолкнул ее прочь.
Воздух встретил Дельфину безжалостно, словно новый удар по голове. Волны заспорили с ней, попытались унести к утесу — но она не зря плавать научилась раньше, чем ходить. Она удержалась на поверхности. А потом крепко сжал Наэв.
— Слава богам, сестренка! Хотя бы за тебя…
Дельфина достаточно была в сознании, чтоб понять его слова. И ей стало стыдно. Можно было меньше себя жалеть и выныривать проворнее.
Потом картины поплыли перед глазами, как тучи по небу. Белая Лента под парусом, наконец-то знакомые доски “Плясуньи”. Полумертвые от усталости гребцы. Наконец-то вода — Дельфина жадно пьет, проливая половину, умоляет Лана: “Еще!”. Знает, что гонец Лан убит вместе с Аной, но думает только о воде: “Еще…”. Фор и Алтрис рассказывают наперебой, не слыша друг друга. На берегу беснуются регинцы. Наэв отдает команды. Малыш Ирис — все-таки малыш, хоть и сражался храбро — на скамье рыдает взахлеб. А сама Дельфина — увидела, словно со стороны — обнимает Лана и не плачет, а отчаянно хохочет.
В Море утонули последние стрелы и проклятья, на берегу птицы начали свой пир. Виланский сеньор прибрал к рукам немалое богатство, за сутки успевшее трижды сменить хозяев. Люди сеньора, наконец, получат награду. Пленник, ради которого круды собирали выкуп, теперь надолго останется в плену, но о нем никто не вспомнил.
Зеленоглазый левша поднял меч, отброшенный в сторону во время боя. На покореженном лезвии запеклась кровь Ансэла, да и лантиса клинок успел задеть. Меч той женщины — странно, что до сих пор никто не нашел.
— Клянусь святым Марком, это работа настоящего мастера!
Лантис сам был сыном оружейника и знал, о чем говорил. Лезвие было повреждено, но можно исправить, и меч прослужит долгие годы. Еще немало врагов положит. Клинок слепил солнцем, смотрел на победителя пустыми глазами рыбы. Левая рука лантиса сомкнулась на волнах рукояти, и те ужалили холодом. Навевали дурные мысли о морских глубинах. С ужасом виланский воин понял, что меч не желает менять хозяина. Волны превращались в шторм, цепкие водоросли тянули к нему свои сети. Захотелось бросить трофей, но из упрямства лантис этого не сделал. Море — всего в нескольких шагах от его ног — ответило на зов, как ведьма, зашептало. И вдруг все кончилось. Или все это было лишь игрой света и усталого воображения? Меч затих, заснул, покорился — человеку или приказу иных сил. Левша мысленно обругал себя: стыдно в подобное верить. Рукоять с этими проклятыми волнами надо заменить, да и только, и пусть меч волей-неволей сражается против Островов.
Дудочка
— Почему она не приходит в себя? Ведь ни одной серьезной раны.
Тина безразлично фыркнула:
— Понятия не имею, Выбранный Главарь. Жара нет, тошноты нет, дышит она ровно, — немилосердно щиплет Дельфину. — Видишь? Она морщится. Если б голова была сильно повреждена, она бы уже не чувствовала боли. По-моему, она просто спит. Или… Этого быть не может, но очень уж похоже на сон после
Даже в полу-сне Жрица возмутилась: вечно Тина болтает о том, что должно быть сокрыто!
Островитянке казалось, что, если ей доведется еще когда-нибудь прилечь, она не откроет глаз целый месяц, но проспала она всего двое суток. Пробудилась от ярких лучей солнца и на грани сна и яви ощутила ни с чем не сравнимое счастье:
Женщина отчаянно стиснула зубы, зажмурилась, пока не замелькали перед глазами яркие пятна, вместо слез. Долго же ей придется говорить себе, что и такое случается в рейдах, и надо это пережить…
Оказалось, что спала она на островке, где задумывали поход за выкупом. “Плясунья” вернулась сюда передохнуть в безопасности. Кожа Дельфины сильно обгорела на солнце, но прочие следы боя заживали удивительно быстро. Даже на лице синяков почти не осталось — еще день-два, и вновь будет достаточно хороша, чтоб приглянуться какому-нибудь регинскому громиле.