Разбойничьи Острова

Наэва она увидела возле корабля. Увидела — и едва узнала. За двое суток он, казалось, пострел лет на десять. Дельфина могла поклясться, что с самого утеса он так и не прилег. Отдыхавшей команде не нужны были его приказы, а потому Выбранный Главарь просто стоял в стороне от других, на самом солнце, и смотрел вдаль. На не видный отсюда Берег Зубов. Не было и речи о том, чтобы вернуться к утесу и похоронить убитых, островитяне никогда не рисковали живыми ради мертвых. Тело Аны пришлось среди еще трех десятков тел. Дельфина закрыла глаза на миг, открыла — Ана стояла позади мужа, в пышном золоте распущенных волос, будто в сиянии. Она улыбнулась сестренке. Хромой ноге она сопротивлялась всю жизнь — не покорится и смерти. Моргнули солнечные блики, видение исчезло.

Дельфина видела, как тэру подходят к Наэву, что-то спрашивают — он отвечает ровно, уверенно. Даже улыбается, когда Симар признает, что вел себя не лучше плаксы Меды. Выбранный Главарь обязан оставаться спокойным, чтобы ни случилось. У Дельфины не хватало сил видеть это спокойствие. Она не представляла, что сказать, слова благодарности примерзали к языку.

— Брат…, — обняв его, Дельфина задала единственный вопрос, на который осмелилась: — Что будем делать теперь?

Их осталось меньше половины из отправившихся в рейд семидесяти человек. Маловато, чтобы в бесплодный год бороться за что-то стоящее. Прежняя добыча покоилась на дне, выброшенная за борт, чтобы ускорить ход “Плясуньи”. Возвращаться домой? Но и там нет боеспособных людей. Если б тэру сказали, что Наэв не смеет оставаться их Главарем ни минуты более, — он бы первый признал их правоту. Но говорили отчего-то другое. Один за другим к Наэву подходили выбравшиеся с утеса люди и благодарили за то, что остались живы.

— Тридцать воинов, — сказал он Дельфине, — это не так уж мало. Только оружия не хватает, много на берегу осталось… Демоны! Островам нужна добыча, а не рассказ о нашем провале! Нет у нас права возвращаться ни с чем, и без нас половина кораблей придет пустыми, — он улыбнулся невесело. — Пригодилась бы нам сейчас колдунья Арида. Помнишь рассказы Терия?

Теперь и Дельфина мечтательно посмотрела вдаль. Увидела, как наяву: Остров Леса, дети жарят на костре кто рыбешку, кто — саранчу.

— Помню лучше, чем он сам. Жаль, давно это было.

— А я сказал однажды отцу-наставнику: в нашей Дельфине есть капля крови Ариды. Смеешься? А вот Терий ответил, что это возможно. У великой колдунью было много потомков.

— Завтра же превращу песок в золото, — пообещала Дельфина. — А регинцев в морских ежей. Ну, а пока я их превращаю… что будем делать?

— Пойдем на запад, — сказал Наэв, — попытаемся снова… если остальные согласятся. Я думаю про храм в Лусинии. Храм…, — он умолк на мгновение, — той богини, в честь которой Ана названа. Его сожгли, а теперь отстраивают. Там должно быть много ценного, регинцы всегда щедро одаривают своих богов. Ана ведь хочет его увидеть. Хотела… Ана, она…, — замолчал, оборвав себя на полуслове. — Но нельзя больше рисковать всеми. В Лусинии надо придумать что-то… еще не знаю, что… но пусть только один человек выйдет вперед… так, чтобы остальные успели уйти, если ему не будет удачи.

У Дельфины не было сомнений в том, что человеком этим будет сам Наэв.

Они отплыли на следующий день, единогласно решив: надо попробовать снова. Еще трое суток “Плясунья” шла намеченным путем. Дельфина так и запомнила эти дни: жара прежняя, но Море извиняется за долгий штиль и качает все сильнее. Притихшие тэру не говорят о случившемся — ведь Совет учит забывать о неудачах. И Наэв… Не говорит про Ану.

Когда они были детьми, Маргара не высмеивала их страхи и слезы — то было одно из ее редких хороших качеств. Ей, как и Совету, хватало мудрости понимать: можно заставить человека стать каменным — но много ли потребуешь от камня? Но мертвых Острова не оплакивали публично, тем более во время рейда, тем более Выбранный Главарь. Наэв молчал и действительно не замечал многодневной усталости и жары. Дельфина умоляла его поспать, а он отвечал ласково, успокаивающе — и будто издалека. Горе, думала Дельфина, пока не добралось до него. Бездна, слишком огромная, чтоб в нее поверить, еще не поглотила. Ана стояла рядом с любимым, держала за руку невидимой рукой. Его мир еще не рухнул.

А Море волновалось и билось, щедро одаривая тем, что Дельфина не выносила, — ночной качкой. Танцующий парус “Плясуньи” весело трепетал — в отличие от людей, корабли не взрослеют, что бы ни пережили. Вместо этого они начинают говорить ночами. “Плясунья” скрипела и стонала на десятки голосов, к которым добавились еще двадцать семь, и один из них — тихий шепот Аны. А Дельфина умоляла Море — не сводить ее с ума, умолкнуть или хотя бы послать шторм.

Она уже знала, как умерла сестра. Из собственного воображения, из причитаний корабля, что непрошеными лезли в уши. Знала и со слов мальчика Лана, которого тэру поторопились объявить убитым.