Разбойник Кадрус

Долгий поцелуй был единственным ответом молодой девушки, которая, дрожа от волнений этой ночи, вернулась к себе. Она наклонилась к окну, чтобы еще раз увидеть того, кому она пожертвовала всем. Он исчез. Она слышала только пение птицы, разносившееся по окрестностям. Это был сигнал Кадруса его подчиненным.

Атаман Кротов пошел в лес. Он чувствовал потребность остаться один, чтобы вполне насладиться своим счастьем. Вернулся он только утром. Фоконьяк ждал его с нетерпением – он хотел сообщить очень важные вещи.

Глава XXXII Сватовство

Кадрус, вернувшись домой, не обратил никакого внимания на то, что хотел сообщить его помощник.

– Пусть мне принесут полный парадный костюм, – сказал он своему камердинеру. – Я поеду.

– Как, так рано? – спросил Фоконьяк. – Ты не хочешь даже отдохнуть, немножко поспать?

– Нет, я должен сейчас ехать.

– Ты едешь в Магдаленский замок? – спросил гасконец, смеясь и угадывая, зачем друг его хочет вернуться к Гильбоа.

– Тебе какое дело? – резко ответил Кадрус. – Неужели я не могу сделать шага, не отдавая тебе отчета в своих поступках?

– Мне нет никакого дела, – сказал Фоконьяк.

Завернувшись в свой халат, он сел у камина и затянул какую-то песню, развалившись в кресле, как человек, который хочет долго отдыхать. Кадрус следил за ним с тревожным и недовольным видом.

– Ты разве не едешь со мной? – спросил он вдруг, оторвав своего помощника от прелестей мелодии, которой тот казался занят вполне.

– Я? Нет! – ответил гасконец.

– А я думал, – продолжал атаман Кротов, – что ты каждый день будешь ездить ухаживать за Марией де Гран-Пре. Ты сам мне это говорил.

– Не отпираюсь, любезный друг. Не отпираюсь. Но согласись, еще слишком рано. Притом один день пропустить можно. Будут ждать с большим нетерпением.

– Ты нелепости говоришь, – сказал Кадрус, тайный гнев которого можно было видеть.

– Пожалуй, и нелепости, – ответил очень спокойно Фоконьяк. – но я остаюсь.

– Твое пение раздражает мои нервы, – сказал атаман Кротов, не будучи в состоянии воздерживаться долее.

– Почему же ты не сказал раньше, раздражительный друг? Я тотчас замолчал бы. Согласись, что ты сегодня в пресквернейшем расположении духа и непомерно взыскателен… На мои вопросы ты не хочешь отвечать. Хочешь, чтобы я ехал, не хочешь, чтобы я пел… Признайся, мой милый, что ты недоволен собой и не знаешь, на ком выместить твое неудовольствие.

– Как ты это понимаешь? – спросил Кадрус несколько спокойнее.

– Боже мой, очень просто! Ты был на свидании, которое тебе назначила Жанна де Леллиоль. Она, разумеется, тебе пропела: «Я люблю в тебе тебя…»

– Я запрещаю тебе говорить со мной таким образом о Жанне. Понимаешь? Запрещаю!

– Очень хорошо, – ответил Фоконьяк с величайшим хладнокровием, – но если, с одной стороны, ты заставляешь меня замолчать с первого слова, а с другой – не настолько откровенен, чтобы сказать мне, чего ты хочешь от меня, мы вряд ли поймем друг друга. Хочешь, я разом скажу тебе все? Ты до безумия влюблен в племянницу Гильбоа. Ты обещал сегодня утром просить ее руки у ее дяди и желаешь, чтобы я помог тебе в этом. Так ли?

– Ну да, признаюсь…

– Почему же ты не сказал сразу? – смеясь, заметил Фоконьяк, который поспешно встал с кресла и сбросил халат. – Я одеваюсь, наряжаюсь и еду с тобой.

Пока оба занимались своим туалетом, гасконец, не пропускавший никогда случая подтрунить, говорил своему озабоченному другу:

– Хорошо ли ты обдумал? Ты мне часто говорил: брак – могила любви. Не стану припоминать тебе тысячи правил в том же роде, которые ты мне напевал на все лады.

– Оставь меня в покое! – грубо ответил Жорж. – Брось свои глупые шутки. Едешь ты или нет?

– Как же! – сказал Фоконьяк. – Скачу! Могу ли я пропустить единственный случай сделаться твоим кузеном? Летим в замок… Да, летим!

Через несколько минут оба начальника Кротов поскакали на своих превосходных лошадях в Магдаленский замок.

Гильбоа принял их в гостиной. Барон, очень естественно, дрожал. Он находился во власти этих людей, приезд которых всегда делал ему неприятности. Однако, скрывая свои чувства, он очень любезно пригласил их сесть, а сам думал: «Боже мой! Чего они от меня хотят?»

Однако он во все не подозревал, что дело идет о новом браке. Фоконьяк не заставил его ждать.

– Я читаю на вашем лице, барон, – сказал он, – какое удивление причиняет вам наш ранний визит…

– Помилуйте! – ответил Гильбоа, придавая своему лицу все лицемерное благодушие, на которое он был способен. – Вы всегда будете дорогими гостями. Но вы, вероятно, желаете говорить со мной… о миллионе… Вам нужно какое-нибудь обеспечение, кроме моих слов, маркиз?

– Полноте, любезный барон, – с пренебрежением сказал гасконец, – эти вещи устраиваются нотариусами… За кого вы меня принимаете?

– Справедливо, справедливо, – жалобно ответил барон, дрожа, что так промахнулся перед такой знатной особой. – Может быть, вы хотите поговорить со мной о бриллиантах, которые должны украшать свадебную корзинку?