Жанна никак не ожидала, чтобы судьба исполнит желание, в котором судьи постоянно отказывали ей. Не будучи в состоянии овладеть собой при виде Жоржа, она вскрикнула. Кадрус одним прыжком очутился у дверец. Фоконьяк поспешил за ним. Белка понял все. Прыгнув на козлы, он схватил вожжи и погнал лошадей во весь опор. Прежде всего надо было удалиться от тюрьмы и от толпы, которая начинала собираться около кареты. Видя, что два жандарма сели возле Жанны, видя человека в ливрее тюремного рассыльного, кучер вообразил, что полиция хочет арестовать его госпожу. Белка оправдал это мнение, сказав кучеру:
– Ни слова и ни одного движения – или я кликну городских сержантов и велю отвести тебя в тюрьму!
Кучер послушался и смирно сидел возле Крота. Карета быстро катилась по переулкам, как вдруг изнутри кучеру велели остановиться. Белка поспешно слез с козел и, получив приказания, данные ему на ухо, сел опять на козлы и поехал к дому Жанны.
Вот что Кадрус и его помощник узнали дорогой. Жанна вместе с кузиной оставила дом дяди. Убежденные, что всему причиной Гильбоа, они не хотели больше у него жить. Их положение как замужних женщин давало им на это право, а поведение дяди даже ставило им это в обязанность. Они выбрали уединенный дом в немноголюдном предместье. Там им удобнее было скрывать свой стыд и свою горесть. К этому-то дому Белка направил лошадей. Но в ту минуту, как он подъезжал к этому дому, он обернулся, наклонился и сказал в окно кареты только одно слово:
– Мышеловка!
Жанна не поняла, но инстинктивно задрожала как лист.
– Посмотри, что там! – приказал Кадрус своему помощнику.
Фоконьяк сунул голову в дверцу и чрезвычайно равнодушно принялся рассматривать окрестности дома. Он увидал множество людей, окружавших дом.
– Белка прав, – сказал гасконец, – дом окружен полицейскими. Надо провести этих шпионов, тем более что они увидали нашу карету и не потеряют ее из виду. Рыдайте! – сказал он Жанне. – Закройте лицо платком. А ты, Кадрус, утешай ее. Повернись к ней, чтобы виднелся только твой жандармский мундир. А я выйду. Если меня узнают… я умру. У меня есть сабля, я их задержу… Пока они будут управляться со мной, скачите. Хоть один спасется из их когтей.
Жизнь каждого Крота принадлежала всем, так что Кадрус не нашел ничего необыкновенного в этой высокой преданности. Гасконец выскочил из кареты и побежал к воротам.
– Скорее, скорее! – закричал он полицейским. – Мы арестовали ее. Она наконец призналась!
Полицейские были обмануты. Жандармский мундир, человек в ливрее тюремного рассыльного – все было как следует.
– Послушай, жандарм, – сказал начальник полицейских, – разве жену Кадруса хотят также посадить в тюрьму?
– А вам что за дело, приятель? – с пренебрежением ответил мнимый жандарм. – Можете отправляться восвояси! Ваш караул окончился, начинается мой. Когда дичь в сумке, собака не нужна.
– Какой невежа! – сказал полицейский, отходя от ворот. – Сравнивать нас с собаками! Ты поплатишься мне за это!
Полицейский, в убеждении, что его роль закончилась, когда начинается роль жандармов, свистнул своим подчиненным и скоро исчез в конце улицы.
Жорж и Жанна тотчас вошли в дом, переоделись и приготовились к побегу. Мария тоже хотела с ними ехать. Гасконец надел костюм кучера знатного дома. Белка, переодетый лакеем, должен был сесть на козлах возле него. Он должен был управлять каретой. Мария была в костюме горничной. Жорж и Жанна походили на то, чем действительно были, – на новобрачных. Из Парижа хотели выехать в Орлеанские ворота, а потом повернуть на дорогу в Фонтенбло. Там пробраться в лес, где Кроты, имевшие неограниченное доверие к своему атаману, наверняка ждали Кадруса.
– Я говорил! – сказал Фуше, когда узнал о побеге Кадруса. – Расстрелять надо было – и дело с концом.
«Тем лучше, – подумал Савари, – по крайней мере не одного меня провели эти Кроты, черт их побери!..»
– Тем лучше, – сказал и Наполеон. – Пусть эти негодяи проберутся за границу. Замять это дело, а то редакторы газет станут забавлять Европу за мой счет…
Глава ХLII
Кадрус у своих
Через несколько часов после отъезда беглецы въехали в лес Фонтенбло, к Франшарским ущельям.
Ночь и день в лесу ходили патрули лесных жандармов. В этот вечер или от холода, или из предосторожности, чтобы им не изменили яркие цвета мундиров, жандармы были закутаны в широкие плащи, а шляпы были покрыты клеенкой. Они шли медленно, молча, так что карета наехала на них почти неожиданно. Фоконьяк, однако, постоянно был настороже и первым заметил этот дозор. Не возбуждая подозрений, он должен был предупредить Кадруса и обеих женщин. Гасконец громко захохотал.
– Уж не боитесь ли вы получить насморк, бригадир, что так упрятали свой нос? – сказал он.
– Ты послушай, молодец, – возразил ему на это жандармский бригадир, – сохраняй уважение к должностным лицам.
Кадрус тотчас понял, в чем дело.