Читаем Разбойники полностью

Рацман. Кроме шуток! И они не стыдятся служить под его начальством. Он грабит не для добычи, как мы. О деньгах он и не заботится с тех пор, как может иметь их сколько душе угодно; и даже свою треть добычи, которая следует ему по праву, отсылает в сиротские дома или употребляет на образование подающих надежды юношей. Но если придется ему пустить кровь помещику, который дерет шкуру с крестьян своих, или проучить бездельника в золотых галунах, который толкует вкривь законы и серебрит глаза правосудию, или другого какого-нибудь господчика той же масти – тут, братец, он в своей стихии, и чертовски хозяйничает, как-будто каждая жилка в нем становится фурией.

Шпигельберг. Гм! гм!

Рацман. Недавно, в корчме, узнали мы, что будет проезжать богатый граф из Регенсбурга, выигравший процесс в миллион плутнями своего адвоката. Он сидел за столом и играл. «Сколько нас?» спросил он меня, поспешно вставая. Я видел, как он закусил нижнюю губу, что у него бывает, когда он в сильном гневе. «Пятеро», отвечал я. «Довольно!» сказал он, бросил хозяйке деньги на стол, оставив поданное вино невыпитым – и мы отправились. Во всю дорогу он не вымолвил ни слова, ехал стороной и один, и только по временам спрашивал – не видать ли проезжих, да приказывал нам иногда прикладывать ухо к земле. Наконец видим: едет наш граф в тяжело-нагруженной карете, вместе с своим адвокатом, со всадником впереди и двумя лакеями по бокам. Вот тут бы посмотрел на него, как он, с пистолетом в каждой руке, подскакал один к карете и громко закричал: «стой!» Кучер, не хотевший видно стоять, полетел кувырком с козел; граф выстрелил из кареты на воздух; всадники – давай Бог ноги. «Твои деньги, каналья!» закричал он громовым голосом – и граф лег, как бык под обухом. «А! это ты, бездельник, делаешь справедливость продажной девкой?» У адвоката зубы щелкали со страха. Кинжал вонзился ему в живот, как жердь в виноградник. «Я сделал свое!» вскричал он, и гордо отворотился от нас: «грабеж – ваше дело!» И он исчез в лесу.

Шпигельберг. Гм! Гм! Послушай-ка, брат, что я тебе сейчас расказывал – останется между нами: ему всего не нужно знать. Понимаешь?

Рацман. Хорошо, хорошо, понимаю.

Шпигельберг. Ты ведь знаешь его. У него есть свои странности. Понимаешь?

Рацман. Понимаю, понимаю.


Шварц вбегает, запыхавшись.


Рацман. Что ты? что там такое? Проезжие в лесу?

Шварц. Скорей, скорей! где наши? Тысячу чертей! Вы стоите здесь да болтаете? да знаете ли вы!.. Так вы ничего не знаете? Ведь, Роллер…

Рацман. Что с ним? что с ним?

Шварц. Роллер повешен, и еще четверо других.

Рацман. Роллер. Чорт возьми! когда! – почему ты это знаешь?

Шварц. Уж три недели, как он сидит, а мы ничего не знаем: три раза его водили к допросу, а мы ничего не слышим; его пыткой допрашивали, где атаман? – лихой парень не выдал. Вчера было последнее заседание, а нынче утром он по экстра-почте отправился к дьяволу.

Рацман. Проклятие! Знает атаман?

Шварц. Только вчера узнал. Он бесится, как дикий вепрь. Ты знаешь, он более всех благоволил к Роллеру… притом же эта пытка… Канат и лесница были уже у башни – не помогли. Он сам, в капуцинской рясе, прокрался к нему и хотел поменяться с ним платьем. Роллер упрямо отказался. Теперь он дал клятву – так что у нас дрожь пробежала по телу – засветить ему погребальный факел, какого еще не было ни у одного короля. Мне страшно за город. Он уж давно у него на зубу за свое срамное ханжество; а ты знаешь, как он скажет: «я сделаю!» то это все равно, если бы кто-нибудь из нас уж сделал.

Рацмлн. Это правда: я знаю атамана. Когда уж он дает сатане слово идти в ад, то не станет молиться, хоть бы и половина «Отче наш» могла спасти его. Но бедный Роллер! бедный Роллер.

Шпигельббрг. Memento mori![40] Мне до него нет дела. (Поет).

Я мыслю, если ненарокомНаткнусь на виселицу я:Ты, брать, висишь здесь одинокоКто ж в дураках, ты или я?

Рацман(Вспрыгивая). Чу! выстрел! (Выстрелы и шум).

Шпигельберг. Другой!

Рацман. Третий! Атаман!

(За сценою слышна песня.)

Нюренбергцам нас повеситьНе придется никогда!

Швейцер и Роллер(за сценою). Эй, вы! го-го!

Рацман. Роллер! Роллер! тысячу чертей меня побери!

Швейцер и Роллер(за сценою). Рацман! Шварц! Шпигельберг! Рацман!

Рацман. Роллер! Швейцер! Гром и молния! (Бегут ему навстречу).


Разбойник Моор верхом, за ним Швейцер, Роллер, Гримм, Шуфтерле и толпа разбойников, покрытые грязью и пылью.


Разбойник-Моор(спрыгивая с лошади). Свобода! свобода! Ты спасен, Роллер. Отведи моего коня, Швейцер, да вымой его вином. (Бросается на землю). Ну, было жарко!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820
Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям. Взгляд, манера общения, случайно вырвавшееся словечко говорят ей о человеке гораздо больше его «парадного» портрета, и мы с неизменным интересом следуем за ней в ее точных наблюдениях и смелых выводах. Любопытны, свежи и непривычны современному глазу характеристики Наполеона, Марии Луизы, Александра I, графини Валевской, Мюрата, Талейрана, великого князя Константина, Новосильцева и многих других представителей той беспокойной эпохи, в которой, по словам графини «смешалось столько радостных воспоминаний и отчаянных криков».

Анна Потоцкая

Биографии и Мемуары / Классическая проза XVII-XVIII веков / Документальное