Разбойники Сахары. Пантеры Алжира. Грабители Эр-Рифа

— Будем надеяться, что он опоздает, — сказал Нормандец. — Господин барон, давайте составим план, тогда мы будем готовы помочь вам и защитить вас, как только вы спуститесь со стены Касбы с графиней. Мы все будем здесь, придут и мои матросы. Когда вы думаете бежать?

— Как можно быстрее, чтобы опередить Зулейка, — ответил барон.

— Нужен будет сигнал, чтобы предупредить нас.

— Вы сказали, что на западной башне нет стражи.

— Да, это так, — подтвердил мираб. — Янычары боятся призрака прекрасной Найды; после того как один из них умер там от страха, они отказываются подниматься на эту башню.

— Я подам знак с вершины башни, — сказал барон.

— Каким образом?

— Я зажгу огонь.

— Мы постоянно будем следить за башней, — сказал Нормандец. — А сейчас вернемся в нашу халупу. Завтра я пойду в город и куплю все необходимое, господин барон. Вы будете превосходной беслем.

Глава XXXII В гареме бея

Барон, хотя он и решил с отчаянной смелостью разыграть последнюю партию, ставкой в которой могла стать его жизнь, несмотря на все свое не раз испытанное мужество, почувствовал сильное волнение, когда на следующий день мираб привел из Касбы двух негров с носилками.

Ренегат, который когда-то был в услужении у знатной мавританки и знал все тайны и уловки берберских женщин, превзошел себя, сделав из молодого дворянина прекрасную девушку, достойную того, чтобы ее приняли в гарем Касбы.

Он искусно заплел его восхитительные белокурые волосы, украсил их жемчугом и цехинами, подкрасил глаза сурьмой, чтобы они казались больше, немного подрумянил щеки. Барон надел белые шелковые шаровары, кафтан, такой, какие носили девушки, расшитый золотом и украшенный галуном, перехваченный широким поясом из разноцветного шелка. Всё завершали роскошный платок, повязанный вокруг головы, и плотная белая вуаль. Наряд этот был элегантным и соблазнительным.

Превращение полностью удалось, даже друзья дворянина и сам мираб признали, что не смогли бы узнать в этой прекрасной незнакомке барона, и сказали, что все время спрашивают себя, кто перед ними: отважный юноша или прелестная девушка, привезенная с Кавказских гор.

— Восхитительно! — воскликнул мираб, увидев барона. — Вы произведете настоящий фурор в Касбе.

— Вы думаете, никто ничего не заметит? — спросил барон с легкой дрожью в голосе.

— Нет, уверяю вас, синьор. Никто ничего не заподозрит.

— А голос?

— А вам не нужно будет ни с кем говорить. Я сказал главному евнуху, что новая беслем немая, смотрите не выдайте себя.

— Я постараюсь не проронить ни слова. А я смогу увидеть графиню уже сегодня вечером?

— Может быть, в садах гарема, но будьте осторожны. В Касбе опасность подстерегает вас повсюду.

— Меня нелегко испугать, и храбрости мне хватает, но у меня замирает сердце, мираб. Я боюсь не за себя, а за графиню.

— Я понимаю, барон.

— Если бы могли бежать на рассвете завтрашнего дня!

— Мы будем наготове и будем ждать ваш сигнал. Фелука Микеле уже под парусами, она сможет отплыть сразу же.

— Все мои люди, кроме двоих, скоро будут здесь, синьор, — сказал Нормандец.

— Вперед, барон, мужайтесь! — сказал мираб. — Не нужно заставлять главного евнуха ждать.

Барон пожал руки товарищам. Он был взволнован и тронут. Несмотря на все свои усилия, он никак не мог победить охвативший его страх.

Они вышли во двор, где негры из Касбы ожидали новую беслем. Барон сел в паланкин, вернее, не сел, а упал на голубые шелковые подушки.

— Можно подумать, что отвага покинула меня, — прошептал он. — Неужели я боюсь?

Негры подняли богатый паланкин, украшенный золотом, с шелковыми занавесками, потом они вышли на улицу вслед за мирабом, который лично должен был передать девушку главному евнуху.

Нормандец и ренегат, тоже немного обеспокоенные, проводили их до ворот.

— Какая отвага нужна, чтобы пуститься в такую рискованную авантюру, — сказал фрегатар. — Я бы ни за что не решился войти в Касбу.

— Никто ничего не заметит, — ответил испанец. — Да и недолго барон пробудет в крепости.

— Ты положил веревку в сундук?

— И оружие тоже.

— Тогда все будет хорошо.

Рабы бея, два крепких негра, следуя за мирабом, обогнули грозную крепость, резиденцию калифа, и остановились не перед главными воротами, а перед маленькой дверцей, чтобы не выставлять новую беслем перед нескромными взорами стражников-янычар.

На стук дверь сразу отворилась, и негры вошли в зал с мозаичным полом и окнами с цветными стеклами, смягчающими огненные лучи африканского солнца.

Человек величественного вида, с почти черной кожей, одетый в длинный кафтан из белого шелка, уже далеко не молодой, стоял посредине зала.

— Приветствую тебя, Сиди Махаррем, — сказал мираб, глубоко кланяясь. — Вот девушка.

Главный евнух, лицо очень важное при мусульманских дворах, хотя все они очень низкого происхождения, к тому же негры, удостоил его легким приветственным жестом.

Негры опустили паланкин, и барон вышел. Он больше не дрожал, к нему вернулись хладнокровие и отвага.

Он грациозно склонился перед евнухом, потом легко опустил вуаль, которая скрывала его лицо.