— Я ничего не слышал о том, что идеи Дарвина являются объектом веры, — сказал Робин Крамли. — Разве здесь что-то неясно? Естественный отбор, выживает сильнейший.
— Не в Америке, — ответила Эми. — Конечно, с нашей традицией все подвергать сомнению, еще ничего не ясно. Многие критикуют Дарвина, как слева, так и справа, последние — это фундаменталисты, но это уже другое. Главное в том, что теория выживания сильнейшего застряла у нас в мозгу. Полагаю, вы считаете этот тезис обязательным принципом организации общества?
— Несомненно. Дарвин оказался отличным психологом, какими бы ни были его биологические идеи.
— Нет-нет! — вскричала она. — Все совсем не так! Он был прекрасным биологом, но совсем не разбирался в человеческих отношениях. Он так и не обратил внимания на тот факт, что самые сильные виды выжили благодаря своим стратегиям сотрудничества.
— Это видно на примерах африканских племен или в Косово, — рассмеялась княгиня.
— Хороший пример. Люди, которые хотят выжить: туда введены силы НАТО, которые сообща борются против всех этих группировок, уничтожающих друг друга вместо того, чтобы сотрудничать…
Как она сожалела теперь об искренности, звучавшей в ее голосе, о румянце, который, как она чувствовала, выступил у нее на щеках.
В то же время она презирала себя за ту досаду, которую теперь испытывала. Почему ее должно заботить мнение горстки каких-то потрепанных европейцев, которых она могла купить со всеми потрохами, хотя, вероятно, это неподходящий критерий для оценки. Больше всего ее возмущало то, что она собственным примером подтвердила их представление об американцах как о наивных и безграмотных людях. Она не была совсем уж полной деревенщиной, она была знающим и трудолюбивым человеком, чрезвычайно удачливым в делах благодаря своим собственным усилиям, но ее знакомство с культурой до сих пор было ограниченным — так складывались обстоятельства. Ей надо почаще себе об этом напоминать.
Господин Тревор Осуорси чувствовал себя расстроенным и потрясенным известием о том, что Руперт Венн позволил вовлечь себя в отвратительный заговор, преследовавший цель открыть сейф старшего Венна без каких-либо инструкций на этот счет от владельца или хотя бы от жены владельца, и еще больше его встревожило сообщение Поузи о том, что в дело вмешался какой-то сомнительный французский бизнесмен. То, что у этого человека есть полномочия на открытие сейфа, не давало возможности применить процедуры, необходимые в том случае, если человек умирал, если Венн и на самом деле собрался умирать. Даже три порции виски, которые он выпил в баре отеля «Круа-Сен-Бернар», не помешали ему лежать теперь без сна, размышлять и в конце концов не прийти к определенному решению.
Первым его шагом, сразу после завтрака, стала поездка в больницу — без Поузи и до возвращения Руперта, чтобы самому разобраться в медицинской ситуации. Поэтому он приехал рано, во время утреннего обхода. «Не обращайте на меня внимания:
— Боже мой, Венн, — пробормотал Осуорси. Пам Венн была права, что попросила его приехать, хотя ее это дело и не касалось напрямую. Осуорси знал, как Венн распорядился своим имуществом, и это распоряжение было не в пользу Пам. Он всегда считал Пам Венн милой женщиной, и ему не очень нравились те жесткие меры, которые смог предложить Адриан, чтобы преодолеть ее негативное отношение к разводу.
Сейчас, однако, ясно, что самое первое, что необходимо сделать, — это отвезти Венна в Англию в надежде спасти ему жизнь.