Когда Поузи, испытывая отвращение к Руперту при мысли о том, что ему удалось избежать двухдневного пребывания у кровати отца (и осуждая себя за эти мысли), прибыла в больницу, вооруженная книгой и пачкой сигарет, она застала скандал в самом разгаре. Прямо перед телом отца, перекрикивая натужное гудение медицинской аппаратуры, доктор, как сумасшедший, кричал на господина Осуорси, очевидно обвиняя его в чем-то. Осуорси без промедления вовлек Поузи в разговор.
— Я говорю этому человеку, что мы хотим немедленно его перевезти. Я говорил с Лондоном и с медицинской эвакуационной командой. Это хитрый бизнес, но, к счастью, его страховка будет выплачена; я весьма удивлен, но кажется, он оформил страховку от несчастного случая на лыжном курорте.
— Лондон? — Поузи с сомнением посмотрела на аппаратуру, поддерживавшую жизнь отца: у этих приспособлений размер был впечатляющий.
— Должен сказать, Поузи, что Руперту должно быть совершенно очевидно, — да и вам, в конце концов, — что его надо было перевезти еще два дня назад! Эта больница — вы только посмотрите вокруг! Вряд ли здесь есть все необходимое, здесь нет консультанта — французы могли бы предложить помощь консультанта, просто немыслимо, что они этого не сделали… — Осуорси продолжал греметь в том же духе. Доктор, по-видимому, в надежде найти в Поузи союзницу, которая прислушается к доводам рассудка, повернулся к ней и перешел с взволнованного французского на английский, объясняя, почему было бы опасной ошибкой перевозить ее отца. Все, что необходимо, делается, ни на одном известном ему самолете нет технических возможностей для перевозки пациента, жизнь которого поддерживается системой жизнеобеспечения.
— Это не Саудовская Аравия, мадемуазель, у нас здесь нет на самолетах блоков интенсивной терапии.
— Мы хотим поступить так, как следует, — неуверенно произнесла Поузи.
— Этот человек ни за что не перенесет поездки, здесь мы делаем все, что в человеческих силах. Это наука, а не волшебство, этот человек почти умер, мы можем только…
— Вы должны попытаться организовать его эвакуацию. Что бы ни случилось… — сказал Осуорси.
— Но опасность для жизни, расходы?
— Что бы ни произошло, он бы хотел оказаться в Англии, — заявил Осуорси, и Поузи не могла с этим спорить.
— Как я сказал, здесь нет самолета с возможностями интенсивной терапии. Никто не повезет пациента в таком состоянии…
— Пусть будет оборудованная машина скорой помощи, — настаивал Осуорси. — Я займусь этим. Узнаю, нельзя ли отправить его в Бромптонскую больницу. Я знаю там консультирующих врачей.
— А что насчет мадам Венн? И согласятся ли все дети? — спросил доктор.
— Согласятся ли? Почему кто-то должен возражать?
— Ну очевидно же, что умереть во Франции и умереть в Англии — это совершенно разные вещи, — констатировал доктор.
Для Поузи и в первую очередь для господина Осуорси это было не очевидно. Они остановились.
— Самое главное состоит в том, что он не должен умереть, — с большой уверенностью заявил Осуорси. — Я еду в отель. Когда нам ждать Руперта, Поузи?
Поузи немного посидела у постели отца. Господин Осуорси наполовину убедил ее в том, что у английской медицины, возможно, найдется ответ. Вместе с тем ее терзали угрызения, что она сама не занялась этим делом, — она, которая всегда могла смотреть на вещи с практической стороны. Как она хотела, чтобы Руперт был здесь, хотя бы для того, чтобы отругать его за то, что оставил ее одну со всеми этими проблемами. Она беспокоилась, не стало ли хуже отцу: сегодня его кожа приобрела голубоватый оттенок, а под глазами образовались темные мешки, которых не было накануне.
В книге она нашла фотографию отца, вырезанную ею несколько месяцев назад из газеты и заложенную между страницами. Отец присутствует на собрании издателей с участием представителя торговой комиссии от книгоиздателей в Брюсселе. Собрание организовано для того, чтобы выразить протест против предполагаемой пошлины на партии книг, хранящиеся на товарных складах или у издателей. В то время как другие люди на этой фотографии выглядят оживленно или имитируют оживленное обсуждение, отец смотрит рассеянно, не стараясь выглядеть получше перед камерой, и кажется, что его не затрагивает происходящее вокруг, как будто его мысли омрачены предчувствием будущего или какой-то тенью из прошлого. Поузи приходилось видеть такие фотографии других людей, которые потом вскоре умирали. Если бы снимок был цветным, можно было бы увидеть ауру смерти, если верить в ауры. А в то время они говорили друг другу с некоторой долей озлобления: «Кажется, его жизнь с Керри не усыпана розами».