Раздел имущества

Конечно, она могла бы остаться подольше в том мире, где катаются на лыжах. Сегодня беспокойство, которое нависало над всей долиной с тех пор, как сошли лавины, стало понемногу исчезать, и у Эми временами появлялось то радостное ощущение своих безграничных возможностей, которое и должно быть у лыжников. Одно время в колледже она просто жила лыжами. Как раз тогда — как оказалось, случайно — она и познакомилась с сумасшедшими физиками и гениями от математики, которые потом позволили ей заработать целое состояние. Они тоже были лыжниками. Не раз ей приходилось ночевать на их компьютерной свалке: их квартира была заставлена жесткими дисками и пахла по-солдатски, но они могли вставать в три утра в Тахо, чтобы к девяти уже оказаться на склонах. С тех пор, однако, у Эми не находилось времени для катания на лыжах, и теперь она хотела снова почувствовать то потрясающее ощущение скорости и свободы, которое давали лыжи.

Она вспомнила о разговоре, состоявшемся за обедом.

— Мы слышали о вашем замечательном поступке, — сказала княгиня с изумительным американским акцентом.

Какую-то долю секунду Эми не могла взять в толк, о чем идет речь, о каком таком ее «замечательном поступке». Наконец догадалась: очевидно, речь о том, что она оплатила няню для Гарри. Интересно, как они об этом узнали?

— Как это прекрасно! — воскликнул князь.

— Так внимательно с вашей стороны! — поддержала его княгиня.

Эми, благодарная им за то, что они затронули эту тему, рассказала о состоянии сестры Кипа.

— Для него это так ужасно, — сказала она. — Его сестра в коме, а других родственников у него нет.

Все повернули головы и посмотрели на Кипа, который за своим столом пытался запихнуть еду в малыша.

— У нее дрожат веки, и это хороший знак, — продолжала Эми. — Врачи считают, что с ней в итоге все будет хорошо.

— А вы, дорогая, как сказал Робин, из Калифорнии?

Мало-помалу Эми стала чувствовать себя неуютно из-за их интереса к ее собственной персоне. Она знала, что думают о калифорнийцах и о жителях Силиконовой Долины.

— Вы бывали в Калифорнии? — спросила она, чтобы изменить направление разговора.

Они бывали в Кармеле и Монтерее, где князь играл в гольф в клубе на Пибл-Бич.

За обедом Эми ощутила то, что французы обычно называют l’esprit de l’escalier^[73], а англичане — «голова садовая». Эти выражения обозначают, что вы думаете уже после того, как эти мысли были высказаны вслух. Эми страдала от этого всю свою жизнь, даже не подозревая, что у этого порока есть название. И именно это не давало ей теперь покоя. Она вспоминала фрагменты разговора за обедом, и ее реплики казались ей крайне неуклюжими.

Один раз она спросила:

— На скольких языках должен говорить образованный человек?

Так она хотела положить начало легкой дискуссии (эту технику ведения общего разговора широко пропагандировали в Силиконовой Долине; Эми в основном относилась к ней пренебрежительно, но не могла о ней не знать).

— Говорить или читать? — переспросил Робин Крамли.

— Ну, разве это не одно и то же?

(Определенно нет, теперь-то она это понимала. Тупица.)

— Совсем нет, — ответила княгиня Маулески.

— Я еще действительно не начала заниматься французским. Планирую брать уроки в Париже, но я уже начала читать, — сказала Эми. (Две ошибки: непоследовательное замечание и рассказ о себе самой.)

— Думаю, четыре, — ответил на ее вопрос Робин Крамли. — Нужно бегло говорить на двух языках и читать еще на двух. Это минимум. Но мы, англосаксы, находимся в невыгодном положении: у нас нет способностей к языкам.

— На каких языках вы говорите? Я должна была сказать: «Какими языками вы владеете?», — поправилась Эми. — Так какими?

— Английским, французским и немного итальянским. Мне всегда хотелось прочитать Данте в оригинале, но со стыдом признаюсь, я этого так и не сделал. Конечно, я немного владею валийским языком, но его я не считаю. А вот каталанский… О, это смешная история — как я стал учить каталанский…

«О боже», — подумала Эми, сомневаясь, что осилит хотя бы два языка.

Потом, к ее теперешнему огорчению, она стала рассказывать им о методике Крейкса, позволяющей выучить четыре языка одновременно. Она надеялась найти учителя, обучающего по этому методу.

— Милостивый боже, для чего? — воскликнул Робин Крамли.

— Да, сразу четыре. Когда вы запоминаете, скажем, как будет «дерево» по-французски, вы также можете одновременно выучить перевод этого слова на немецкий, итальянский и греческий. — Или четвертый язык — латинский? Она не помнила.

— Albero?^[74] Ваит?^[75] — задумчиво произнес князь, как будто эти слова были у него в голове с самого рождения, но он не мог вспомнить времени, когда не знал их, или представлял себе существо такого низкого происхождения, которому, как ей, придется учить эти простые, самые основные существительные.

И, что хуже всего, в другой раз она упомянула Дарвина.

— Европейцы верят в теорию Дарвина? — спросила Эми, считая, что открывает беседу на тему взаимопомощи.

Они посмотрели на нее так, словно спрашивали: «Верят? В религиозном смысле?»