Раздолбаи космоса, или Гений кувалды

Трудно сказать, что именно поразило пушистого жулика — смысл слов или же интонация, с которой они были произнесены. Но так или иначе, а супостат затрепетал, бросил ломик и, вжимаясь горбиком в стену, начал потихоньку выбираться из вдавлины.

В свою очередь сторонясь противника, Никита подступил к ломику и на всякий случай сначала поставил на него ногу. Лупоглазый тем временем, достигнув края вдавлины, подпрыгнул и, так вереща, словно с него черти лыко драли, пустился наутёк. Кляпов с облегчением поднял инструмент и оглянулся, ища глазами брошенную во время поединка сетку с капсулами.

Возле глыбы, с самым угрюмым видом, маячила надзорка.

«Запросто мог щелчка получить…» — растерянно подумал Кляпов.

— А что мне ещё оставалось делать? — бросил он. — Идти новый ломик выкорчёвывать? Так там одни только тупые остались…

Надзорка не шевельнулась — как присосалась к покрытию.

Кляпов подобрал сетку и, подойдя поближе, определил её вместе с ломиком на глыбу.

— Сволочи вы всё-таки… — уныло сказал он надзорке. — Ну вот, смотри… — Он огладил молочно-белый выступ. — Скульпторы о таком изгибе и не мечтали! Того же Генри Мура возьми… Да у нас бы… Ну, не у нас, конечно — на Западе… На пьедестал бы поставили! В каком-нибудь, я не знаю, Люксембургском саду… А я это должен ломать. Почему? Зачем это вам?..

— Добрый день, Никита! Вы что это, с надзоркой разговариваете?

Кляпов подскочил и обернулся. Перед ним, изумлённо улыбаясь, стояла Лика — стройная, яснолицая. Бёдра её были до колен влиты в тёмно-серые брючки — без единого шва, с приглушённым змеиным узором. Кольчужно мерцала плетёная короткая безрукавочка.

— Д-добрый день… — в панике пряча глаза, пробормотал Никита. — Нет, я… Так, с самим собой… Д-досада, знаете, взяла… — Он отважился взглянуть на Лику. Та улыбалась.

— И что же вас так раздосадовало?

Положение у Никиты было довольно дурацкое. Не признаваться же, в самом деле, что вёл с надзоркой душеспасительные беседы, да ещё и с искусствоведческим уклоном… К счастью, блуждающий взгляд его вовремя коснулся глыбы, где лежали отбитый у врага ломик и сетка с пятью капсулами.

— Да вот… выдали одними красненькими, — нашёл он наконец оправдание. — Теперь менять надо…

Лика засмеялась.

— Боже, какие всё-таки мужчины одинаковые! Можно подумать, вы вообще не различаете оттенков. Алые называете красненькими, салатные — серенькими…

«Вы, мужчины…» Кляпов был потрясён. Она причисляла его к мужчинам. То есть ставила на одну доску с Крестом, Василием, Ромкой… И даже не в этом суть! Она видела в нём человека. И с Никитой немедленно приключился приступ высокого, чреватого откровениями идиотизма.

— Лика! — взмолился он, чуть не схватив её при этом за руку. — Я слышал, вы и сами художница. Значит, вы должны чувствовать это особенно тонко… Ну скажите: как такое вообще можно ломать?

Улыбка Лики несколько застыла, стала холодной и настороженной.

— Никита, — с лёгкой укоризной молвила Лика. — Это хозяева. Что вас удивляет? У них прекрасно всё. Даже то, что идёт на слом…

— Но зачем?!

Лицо Лики слегка затуманилось.

— Доверьтесь хозяевам, — многозначительно изронила она.

— Довериться… — глухо повторил Никита. — Я уже однажды им доверился. Когда влез в летающую тарелку…

Лика закусила губу и взглянула поверх головы собеседника, словно высматривая что-то вдали. Разговор становился всё неприятнее и неприятнее.

— Знаете, Никита, — прямо сказала она, окинув его откровенно недружелюбным взглядом. — Вас, по-моему, просто обуяла гордыня. Я понимаю, вам здесь приходится трудно. Но поверьте, что во всех ваших бедах виноваты вы сами. Поймите: хозяева каждому воздают по заслугам…

Никита задохнулся и чуть отпрянул, заставив Лику удивлённо округлить глаза. Сейчас он почти ненавидел её — красивую, холёную, благополучную.

— И чем же я заслужил, позвольте узнать, — сам содрогнувшись при звуках собственного пронзительно-скрипучего голоса, начал он, — чтобы со мной обращались, как… как с этими… Как вы их называете?.. Побирушками!

— А не надо ставить себя с ними на один уровень, — отрезала она и, обогнув Кляпова, надзорку и глыбу, пошла, не оглядываясь, прочь.

«Видела! — наотмашь полоснула догадка. — Видела, как я тут воевал из-за ломика с этим… лупоглазым…»

— Значит, побирушка… — медленно проговорил Никита, глядя вслед Лике. — Ладно…

Он ссутулился и снова повернулся к молочно-белому валуну. Долго стоял, бессмысленно глядя на авоську и ломик.

— Да не буду я ничего менять… — безразлично сказал он горстке алых, как выяснилось, тюбиков.

Взял ломик и направился к стене опоры. Размахнулся как можно выше и нанёс сильный колющий удар. Золотистая, словно набранная из латунных стерженьков стена оказалась куда менее прочной, чем те же глыбы. Ломик вошёл в неё чуть ли не до половины.

«Вот и отлично… — с отвращением подумал Кляпов. — И забивать ничем не надо будет… А петлю можно из кабеля…»

* * *

— Свет посильнее сделай, — попросила Лика. — А то не видно ничего…