Раздумья в сумерках жизни

И чем дольше он рассматривал свою находку, тем больше склонялся к тому, что памятник древний. Казалось, что в этом до корявости неумелом рисунке древний мастеровой изобразил какогонибудь былого завоевателя Сибири, возможно атамана воеводу, застывшим взмахом руки напутствующего грядущее поколение: «Мы-то здесь пожили в свое время, поживите и вы в свое…» С возрастающим интересом всматривался теперь Васька в унылую даль непроходимых болот, нагонявших тоску, на одинокий многовековый валун с таинственным изображением, сохранившимся из глубины веков.

Домой возвращался он в тот поздний вечер в ожидании чего-то радостного, ещё неизведанного. Необычная находка всерьёз взволновала Ваську, и все последующие дни он постоянно думал о ней, уплывая мыслями в даль веков, пытаясь хотя бы примерно угадать, каким таким древним предком был сработан этот рисунок и когда. Такие мысли особенно его одолевали короткими весенними ночами, он не высыпался и на охоту ходил без обычного азарта, себе в тягость.

Школьную историю Васька помнил плохо. В голове теснились лишь некоторые воспоминания из школьной программы, которые никак не были связаны в единую систему знаний, так что сейчас он не мог ими воспользоваться. Из завоевателей Сибири он помнил только Ермака, который не дошел до этих глухих мест. Других завоевателей Сибири он не знал, кроме мрачного и жестокого Чингисхана, но тот не давался, потому что был укрыт от людского любопытства пропастью ушедших веков и скудностью поверий о нём.

И чем больше Васька думал об этом, тем все уверенней склонялся к той воинственной эпохе Чингисхана, в которой нынешняя Сибирь наверняка была им завоёвана. Так и сообщил по рации в диспетчерскую управления, когда утром вышел на связь, что нашел древний памятник из эпохи Чингисхана. На том конце долго молчали, Васька повторил. Снова не ответили. Тогда он в нервном надрыве прокричал еще раз. Тут же ответили, что на завтра запланирован вертолет, комиссия будет облетать восточный участок трассы и по пути на место высадят корреспондента районной газеты. Васька растерялся и даже испугался такой скорой реакции руководства на его сообщение.

В этот же день он завел бульдозер, продрался через мелколесье к камню и, изрядно умаявшись, застропил его тросом и притащил на вертолетную площадку. Потом от нечего делать обмыл рисунок соляркой, чтобы лучше смотрелся, и, потолкавшись без дела по участку, пошел охотиться в речную пойму, где призывно всю ночь трубили лебеди. Вернулся поздно и, наскоро перекусив, завалился спать, но уснуть долго не мог. Лёгшая на его плечи ответственность давила. Ночью приснился Ваське страшный сон: будто ему на болоте ондатра откусила ступню и он, изнемогая от цепенеющего страха, в сонной немощи долго выгребал на брюхе из болотной хляби. В минуты расслабления он украдкой косил глаза на ровный скос посиневшей культи и, обмирая от случившейся с ним беды, тоскливо думал: «Ровнехонько стриганула зубами, стерва, хирургам и делать нечего… Обратись теперь к ним за помощью, глазом не моргнут, до колена оттяпают, да еще напоследок укорят: не по делу, скажут, покалечился, брат Василий, и теперь сам со своей бедой до конца жизни мучайся. С природой, Василий, не надо шутить, накажет… Да хрен с ними, пусть говорят, что им вздумается, главное, чтобы бюллетень выдали и инвалидность приписали, какая положена». Дальше сон стал ещё страшней.

Добравшись до вагончика и просунув голову в дверь, увидел свою жену Алену, которая сиротливо сидела на диване и причитала, закрыв лицо ладонями:

– Это куда начальство смотрит, что никому своего мужика нельзя доверить. Отпустила из дома с ногами, с руками, а он – нате вам!.. Держись теперь за него! Куда я с ним, с таким?

От неожиданности Васька обомлел и, зыркнув глазами по ногам жены, обутым в его унты, испуганно ахнул – рядом с унтами валялся пустой бидончик из-под бражки. «Да что же это она наделала, ведь раньше не пила, – сокрушаясь, заныл он. – Что я теперь с ней буду делать, с пьяной, да еще без ступни», – обреченно подумал он и стал проваливаться в сонную бездну без проблесков сознания. От этого и проснулся и долго приходил в себя, тихо радуясь счастливому возвращению из сонного дурмана в здоровую реальную жизнь.

В этот беспокойный день погода с утра испортилась, и вертолет прилетел в полдень. Пока Васька бежал к вертолетной площадке, где одиноко стоял незнакомый человек, вертолет взлетел, и по удаляющемуся звуку понял, что тот пошел на облет трассы и вернется через час с небольшим.

Прилетевшим корреспондентом оказалась молодая, бойкая женщина, по-спортивному одетая: в модных шароварах и куртке на молнии и в шерстяной шапочке. Вначале он принял ее за парня и только по накрашенным губам понял, что ошибся. «Ну вылитый парень», – отчужденно подумал он. Тут же познакомились. От волнения ни имени, ни фамилии ее он не запомнил. Уловив его растерянность, она одобряюще улыбнулась и сказала, еще оглушенная вертолетным ревом: