Раздумья в сумерках жизни

Конечно, потом он долго будет о нём вспоминать, да время и каждодневные заботы всё это из памяти вытеснят, а может, что-то доброе и останется. Следующим вечером Степан улетал домой. Утром его пригласил к себе Эммануил Эрастович, душевно с ним поговорил и на прощание с улыбкой объявил, что впервые в медицинской практике его заболевание будет называться по фамилии больного – «Синдром Юганова», и своим порядком будет занесено в медицинские справочники, и он этим может гордиться. Степан был удивлён услышанным и не знал, верить или не верить такой необычной новости, хотя это было сказано врачом как-то несерьезно, с ухмылкой. Да ему сейчас безразлично, как будет называться его болезнь и занесут её в какие-то справочники или не занесут. Ему это до лампочки.

В потаенных мыслях о ближайшем будущем он был уже далеко отсюда и занят другими заботами. Как-то исподволь, незаметно у него вызрела, а теперь и окрепла мыслишка, что после всех передряг, случившихся с ним, надо по приезду домой подзанять деньжат и смотаться на север – в тот трассовый поселок – забрать Нинку с дочкой к себе в деревню. В крайнем случае, взять перевод в другое управление и зажить нормальной семейной жизнью, какой раньше жил и не тужил.

Он заранее придумал нужные слова для такого случая, какие скажет, когда приедет за ней. «Айда-ка, – скажет, – Нинуля, обратно ко мне. Начудили мы с тобой в жизни – и хватит. У нас с тобой любовь была с самого твоего девичества, и какое-никакое наше общее прошлое, в котором было и хорошее, и плохое, как и у других людей. Прости меня, Нина, непутевого, за то, что я натворил в нашей семье, и я тебя прощаю, зла на сердце не держу. Поверь мне…»

И пойдет за ним его Нинуля, никуда не денется, в этом он был почему-то заранее уверен. А тому дуролому с толстым загривком прямо, по-мужски скажет: «Не тобой она была приучена к семейной жизни с мужем, не для тебя старался, женившись на ней, поросёнок ты оголодавший! Ишь, обзарился на кого! На все готовенькое приблудил!»

Само собой, все это он сдобрит отборным матом. Никак без этого не обойтись при таком случае. А если разъярённый бугай начнет махать кулаками, то Степан был уверен, Нинулька за него заступится и в обиду не даст, она у него всегда была справедливой и доброй. Не зря его бабушка Мария, когда была жива, ему наказывала перед уходом в армию: «Как вернёшься, Стёпка, со службы, не женись обязательно на красивой девке, а женись на доброй – и жизнь справно проживешь». Он вроде так и сделал, но жизнь справной не получилась, и теперь надо все снова начинать, и к какому берегу тянуться – к тому или этому, хрен ее маму знает. Однако самому соображать придётся. Ни от кого доброго совета нынче не дождешься, особенно по семейным раздорам, как у него случилось. Каждый сам по себе такие дела решает.

Так уж повелось, что Степан всегда приезжал в свою родную деревню с тихой душевной радостью как-то, светлел душой, оттаивал, и ему казалось, что он становится таким же счастливо озорным и наивным, каким раньше был. Так было и в этот раз, когда приехал с курорта. Конечно, все родные были удивлены его удачным выздоровлением и от души этому радовались. Мать от его здорового вида лицом посветлела, а у сестры Клавы весь вечер счастливая улыбка с лица не сходила. Только её муж Андрей всё пытался поговорить с ним наедине, но удалось остаться вдвоём лишь в конце вечера, когда Клава убежала по каким-то срочным делам домой, а мать суетилась в избе, у печки. Тут Андрюха и приник к уху Степана и почему-то шёпотом спросил:

– Ты там хоть одну бабу попробовал, Стёпка, или порожняком сгонял в такую даль и только облизнулся?

– Не до баб мне там было, свояк, почти всё время торчал в коляске, на костылях ходить уже не мог, – откровенно признался ему Степан.

– Беда, Стёпка, это позор! «Ну а бабы-то хоть красивые туда приезжают или похожие на истоптанные цветы на дороге, которые не каждый и поднимет?

– Всякие приезжают, и красивые, и не очень, но почти все живописные.

– Это к-а-к – живописные? – вытаращив на него газа, с удивлением спросил Андрюха, нетерпеливо ожидая ответа.

– А такие, паря, что все нарядно одетые, причёсанные, ну и всё остальное при них, но себе на уме…

– Ишь ты-ы! – изумился Андрей и хотел было ещё что-то сказать шурину или о чём-то спросить, но не успел.

Вошла Клава и бережно подала Степану в руки увесистый пакет.

– Это, Стёпа, мои гостинцы племяннице Риммочке, передай ей сразу, как приедешь на место. Пирожки с земляникой, утром сегодня испекла, во рту тают. Скажешь, что это подарок от её родной тёти Клавы, пусть помнит, – и прослезилась.