Раздвигая границы. Воспоминания дипломата, журналиста, историка в записи и литературной редакции Татьяны Ждановой

В то время не существовало защитных средств от холода в горах, и весь мир сочувствовал пострадавшим грекам. Господин Джонс изобрел очень простую и недорогую инвалидную коляску и создал цех по изготовлению этих устройств. Тем самым он очень помог многим безногим солдатам, заполнившим греческие больницы. После прихода в Афины немцев, выбросивших раненых из больниц, бедняги переселились на улицы. В частности, Афины были переполнены людьми, передвигавшимися в колясках. Костылей, кстати, в то время тоже не было. Джонсы показали мне несколько фотографических альбомов. В разговорах выяснилось, что в Афинах они жили в Психико, недалеко от дома, где я жил, когда был шестилетним мальчиком.

Мама Робин в то время была беременна ею и добровольно работала медсестрой в одном из афинских военных госпиталей. Вскоре немцы выгнали из Греции всех иностранных дипломатов нейтральных стран. Семья Джонсов попала в Египет, где в 1942 году родилась Робин. Она родилась в момент, когда немцы уже подходили к Каиру, но были остановлены в знаменитом сражении при Эль-Аламейне. Как я уже писал, в этом сражении принимал участие мой двоюродный брат Дори. Разумеется, все эти факты произвели на меня огромное впечатление.

В 1966 году мы с Робин поженились. По настоянию Робин свадьба была организована на высочайшем уровне. Нас венчали в Национальном англиканском соборе Вашингтона, на строительство которого предки Робин сделали крупные пожертвования. На свадьбе присутствовали более семисот приглашенных гостей, в том числе православный архиепископ всей Америки и Канады, прочитавший пожелания от Константинопольского патриарха, сенаторов, послов и других высокопоставленных лиц. После свадьбы состоялся шикарный прием в загородном клубе Чеви-Чейс, одним из попечителей которого была любимая бабушка Робин, Мэри Кук.

Госпоже Кук было без малого девяносто лет. Она выглядела как довоенная аристократка, самая настоящая «южная леди», у которой было двенадцать человек прислуги. Мэри обожала внучку и полюбила также и меня. Кстати, она научила меня пить мятный джулеп – любимый напиток американских южан. На свадьбу мы получили от бабушки в подарок четырехэтажный дом в том же Джорджтауне. Из зарабатывающей себе на жизнь аэротаксистки Робин как по волшебству превратилась в вашингтонскую принцессу, и мы стали жить припеваючи.

Вскоре после этого в Греции произошел военный переворот, и я оказался в оппозиции, потеряв работу в посольстве и статус дипломата. В этой связи меня пригласил на обед в дипломатическом клубе мой свекор и сказал мне следующее: «Мой мальчик! Ты стал членом американского истеблишмента. Поэтому мы тебя не бросим, найдем тебе хорошее место в одном из крупных банков Нью-Йорка. У тебя есть на это право». Разумеется, я чувствовал себя не в своей тарелке, не желая идти его путем, – ведь он женился на богатой, – и потому вежливо отказался от его помощи. К тому времени я уже нашел себе место преподавателя Государственного университета штата Нью-Йорк в Олбани и собирался туда переехать. Робин ничего не имела против и помогла найти квартиру для нашего совместного проживания.

Хотя город Олбани и является столицей штата, он тем не менее немного напоминает провинциальные города Русского Севера. Он тоже стоит на северной дороге, в направлении Монреаля. Вокруг – красивые, холмистые места. Первыми поселенцами тех мест были голландцы, поэтому часто возникало ощущение, что находишься внутри произведений голландской живописи. После нервотрепки Вашинтона мне там было очень комфортно. Я окунулся в работу с головой, но Робин скучала по бабушке. У них было много общего: в госпоже Кук тоже было что-то от хиппи, как и в самой Робин до нашего брака. В конце концов, Робин стала посещать бабушку каждую неделю, а потом осталась у нее жить. Наш шикарный четырехэтажный дом мы сдали в аренду.

К востоку от Олбани располагалась Новая Англия. Там на мысе Кейп-Код, недалеко от усадьбы Кеннеди, находилась на берегу океана маленькая усадьба семьи Джонс. Мои новые родственники частенько приезжали туда на уик-энд, а по праздникам и на более длительное время. Меня тоже туда приглашали. Мой свекор занимался тогда главным образом рыбалкой, а также живописью – он был неплохим художником-любителем. У Робин было двое братьев: один – начинающий дипломат, впоследствии ставший банкиром, а другой (полагаю, под моим влиянием) стал журналистом. Наше общение было чрезвычайно приятным.