Раздвоение личности

— Несущественно. Так слушай, — Веснин повернулся к Сережке. — Надо было девушку одну найти. Предполагалось, что она выйдет из дверей, дверей было две на некотором расстоянии. Вот папа твой походил-походил между ними, а потом полез на крышу с биноклем, потому что решил, что с крыши лучше видно. А рядом был не что-нибудь, а режимный НИИ. Вот какие-то бдительные граждане и засекли типа с биноклем возле важного объекта, и позвонили, куда следует. Ну, на наше счастье, мы были ребята ушлые, так что вовремя сообразили смыться. Знаешь, в одном месте прыгать пришлось между домами на расстояние в метр с лишним, и высота была пять этажей. А тут, гляди на него, заладил — с крыши упасть можно…

Сережку рассказ удивил настолько, что он просто дар речи потерял. Хотя, чего тут удивляться, в любом боевике тебе кое-что покруче покажут. Но — папа?…

— Не больше метра было, — возразил Иван. — Ерунда. Сантиметров семьдесят…

А Веснин опять захохотал.

— Не скромничай. И нет, чтобы сообразить — в таком месте на крышу с биноклем нельзя лазить!

— Я был молодой дурак, — хмуро признал Иван.

— Ну, да. А он сейчас молодой дурак. Так что же ты хочешь? Это пройдет.

— А вы бы просто встали один у одной двери, другой у другой, — дельно заметил Сережка.

— Эге, — покачал головой Веснин. — Так я же эту девушку в лицо не знал. Тогда не знал, — поправился он.

— Так вы ее нашли все-таки?

— Ну, да. Только потом. Позже. Кстати, мне потом твой батя эту девушку в шахматы проиграл, — с ехидцей сообщил Веснин.

— Правда, что ли?! А почему в шахматы?

— А любили мы шахматы.

— А если бы вас арестовали? Ну, на крыше?..

— Это, брат, было бы серьезно. Тогда с такими вещими не шутили.

Вспомни они все это когда-нибудь в другой раз, Иван бы улыбнулся. А сегодня — нет. Сегодня это было почти как зубная боль.

— Нельзя так бояться директора, — бросил он сыну. — Глупо. Директор, он что, крокодил?

— Забыл ты все про жизнь, пап, — вздохнул Сережка. — Директор — он хуже крокодила…

Когда подъехали к дому, Веснин вручил крестнику коробку с оставшимися пирожными.

— Маме передашь. Дуй домой, мы с отцом поговорим немного.

Тот задержался на секунду, чтобы спросить:

— Па, маме рассказывать будем?

— Нет, не будем.

— И правильно, — одобрил Веснин. — Нечего зря волновать маму.

Иван приоткрыл дверь, и в машину потек холодный воздух. Так дышалось гораздо лучше.

— Ты сейчас свободен? — спросил он Серегу, и получил предсказуемый ответ:

— Если тебе надо, я всегда свободен. Ну, почти всегда.

— Я переночую у тебя, а? Там и поговорим заодно.

Вот тут Веснин удивился по настоящему.

— Даже так? То-то я смотрю, с твоей физиономией не то что-то.

— Поедем к тебе, или нет?

— Ясно дело, поедем. А жену предупреждать будешь?

— Буду.

Иван позвонил Регине и коротко сообщил, что переночует у Сереги.

Регина удивилась и встревожилась — так ему показалось.

— Но что случилось? Ваня, почему ты молчишь?..

Как будто она такая же, как всегда. Но она же — не как всегда…

— Все в порядке. Не волнуйся, я потом тебе все объясню, — и он нажал “отбой”.

Хорошая отговорка, на все случаи жизни. Что он потом объяснит? Да ничего. Или не нужно будет объяснять. Или ей придется объяснять…

Нет уж, увольте. Выслушивать объяснения ему тоже не надо. До сих пор как-то обходилось без них, без объяснений…

Просто ему нужно время, сколько-нибудь времени без Регины. Он не может сейчас ее видеть, говорить с ней, вести себя так, словно ничего не произошло. Вести себя иначе, так, словно что-то произошло, он тоже не хочет. Не сегодня, по крайней мере.

Звонок мобильного, и опять — ее голос.

— Ваня?..

Веснин забрал у него телефон. Иван гладил большим пальцем оплетку руля, и почти не слушал, что Серега весело и вдохновенно врал его жене. Какая разница, что именно это было?

Она даже засмеялась в ответ. Ее смех Иван хорошо расслышал. Все разговоры Веснина с Региной, заканчиваются тем, что она смеется.

— Что случилось, объяснишь? — спросил Веснин.

— Нет пока.

— Ну, и хрен с тобой. Пусти меня за руль, и поехали.

Веснин снимал квартиру, двухкомнатную, на втором этаже. На соседней улице жили его родители, и сестра с детьми.

— Есть будешь?

— Нет, — мотнул головой Иван.

— Тогда пей, — Веснин выставил на стол бутылку, — это джин. Хорошая вещь. Тоника вот нет, ничего? — это он пошутил, конечно.

— Куда же мы без тоника? — усмехнулся Иван.

Тоник он даже не нюхал, никогда в жизни. И в голову до сих пор как-то не приходило попробовать, что такое тоник.

Веснин вынимал из холодильника какие-то плоские кастрюльки и коробки, с интересом изучал их содержимое, как будто видел впервые.

— Только не напивайся, — предупредил он мимоходом. — Я ведь с тобой говорить хочу. Разговаривать-то со мной будешь?

— Буду.

Правильно, они будут разговаривать. О коллекции того несчастного грека. Хотя, кто его знает, может, грек был счастливый. Поговорить — это как раз то, что надо. О чем-нибудь… другом.

Иван спросил:

— Ты что-нибудь знаешь о фамильных ценностях семьи Хижанских? Коллекция, как там его, с греческой фамилией…

— Каламбики, — подсказал Веснин. — Коллекция Каламбики. Ну, да, есть немножко.

Он не удивился. Вообще.