Разглашению не подлежало

Город, куда ехал Щелкунов, вырос недавно на месте небольшого поселка. Своим рождением Ладыжин обязан мощной тепловой электростанции, за считанные годы построенной здесь, на берегу Южного Буга. Уютные пятиэтажные домики заметно изменили облик глухого поселка. И Щелкунов представлял, как трудно будет отыскать очевидцев тех грозных лет, восстановить картину прошлого.

Два дня прошло в напряженных поисках. Почти все, к кому обращался, шли Щелкунову навстречу. Председатель горсовета, энергичный и подвижный человек пятидесяти лет, выслушав следователя, сам подсказал несколько адресов. И хотя эти старожилы ничего существенного не припомнили, от них цепочка протянулась дальше.

И к исходу третьего дня Щелкунов вышел на свидетеля, которому было суждено сыграть главную роль в предстоящем судебном процессе, проходившем в окружном суде в немецком городе Галле.

Тот день, 13 сентября 1941 года, еще не напоминал начало осени. Жарко палило солнце, и по голубому небу медленно, как бы нехотя, ползли одинокие облака.

Передовые части гитлеровцев, протарахтев мотоциклами, танками и автомашинами, в поселке задержались ненадолго, успев, правда, основательно почистить сараи, погреба и кладовки ладыженцев. Покатили дальше на восток. А за ними пришли тыловики. Те взялись за работу со знанием дела. Назначили старосту, сколотили отряд полицейских.

Рыкову пока удавалось избегать насильственной мобилизации на работу. То он прятался у тетки в одном конце поселка, то у друзей — в другом. Сегодня пришел к тетке, а ее нет дома.

Раздумья паренька прервал голос соседки:

— Ты что, свою тетку ожидаешь? Ее нет, она на площади.

— А что ей там делать?

— Говорят, какую-то работу им дали. Хлебом за нее платить будут. Только ты туда не ходи, — остановила Рыкова соседка, увидев, что паренек уже готов сорваться с места. — Недоброе сердце подсказывает.

Эти слова Рыкова не убедили. Прячась за заборами и кустами, он решил подойти поближе к площади. Но оказалось, что центр поселка оцеплен немецкими солдатами и полицейскими. Хорошо, что он вовремя успел их заметить.

Видна была большая толпа людей на площади, слышны их растерянные голоса, крики детей.

Часть солдат с полицейскими продолжали обходить дворы, выискивая тех, кто пытался укрыться. Обнаруженных избивали и прикладами гнали к толпе на площадь.

По команде одного из офицеров толпу начали выстраивать в колонну. Солдаты и полицейские, не церемонясь, подгоняли прикладами нерасторопных.

Вскоре колонна двинулась в путь. За ней покатили грузовики. Рыков решительно двинулся туда, куда погнали несчастных людей.

А солнце палило вовсю. Узкая улочка вела к Южному Бугу. Рыков перешел реку по деревянному мосту, чудом уцелевшему в бомбежке во время наступления гитлеровцев. Только воронки зияли.

Если бы Рыкова в тот момент спросили, куда и зачем он идет — затруднился бы ответить. Что мог сделать семнадцатилетний паренек против вооруженных врагов? Спасти обреченных? Скорее всего он сам бы заплатил жизнью даже за малейшую попытку сочувствия к ним. Палачи пощады не знали. Но он шел и шел вдогонку за колонной.

Вдруг тишину сентябрьского дня разорвали выстрелы. От неожиданности Рыков вздрогнул и бросился с дороги в кустарник. Но стреляли не по нему. Это он определил сразу. Предательское пение пули над головой ему уже приходилось слышать. Стрельба повторялась методически где-то внизу от дороги: там был овраг, заросший деревьями и кустами.

Место это Рыкову было известно. Называлось оно Кукушкин яр. Местные жители здесь брали глину. К яру вела проселочная дорога, на ней Рыков видел свежие следы фашистских машин.

Затаился в кустах и не знал, сколько времени пришлось сидеть здесь, пока отгремели выстрелы. Только когда опять загудели фашистские машины и прошагали мимо него полупьяные полицейские, он осторожно стал спускаться вниз. Пробившись сквозь чащу кустарника, он увидел рвы, засыпанные свежей землей. Понял все и упал, сотрясаемый глухими рыданиями.

Нашелся еще один очевидец тех событий. Именно очевидцем он старался себя представить...

Человек, сидевший напротив Щелкунова, говорил тихим голосом, подолгу обдумывая каждый ответ. И голосок его совсем не вязался с крупной фигурой, широким скуластым лицом, большими волосатыми руками, которые время от времени нервно подрагивали. Бывший полицейский Круць уже отбыл положенное ему наказание. Поэтому хотел создать впечатление человека раскаявшегося, осознавшего свою вину. Но это ему плохо удавалось.

Щелкунов напомнил о зверствах фашистских палачей, уничтоживших мирных людей, рассказал о карательном батальоне, о дневнике одного из извергов, попавшем в руки властей ГДР. Особенно напряженно слушал Круць свидетельства Рыкова, чудом избежавшего расстрела.

— Был я в том Кукушкином яру, — глухо произнес бывший полицейский. — А со мной были тогда и другие — Задояный, Жмурко...

Признание Круцю далось нелегко. Он замолчал, вытер внезапно вспотевший лоб.