Разговор окончен

– А, ну вот… И все они пытаются заставить меня делать то, что я не хочу, и даже то, что мне вообще не нужно, и ведут себя так, будто я обязательно соглашусь! И да, вот парадокс: они очень, очень переживают из-за этих моих злых намерений! Переживают так, будто хоть что-то в их жизни имеет настоящую ценность. И у меня для них… в общем, плохие новости. Не только в этом смысле… А ещё и в том, что у меня вполне может быть до фигища всяких злых намерений! Потому что мы с ними не друзья. Логично же?

– Вполне. – Ставит чашки и садится за стол, глядя прямо на меня.

– Ну вот и… Не знаю, зачем я… Я слишком устала, извини… – Придвигаю к себе чай.

– Не страшно. Просто эти люди ненастоящие, – произносит очень тихо.

– Ха-ха, да, мне тоже иногда так кажется!

Звенящая тревога лезет со всех сторон: слишком долго я всеми силами вытесняла её подальше.

Костя одну за другой берёт со стола салфетки и складывает из них кораблики.

– Стоп, – говорю я на шестом.

Он на секунду замирает, а потом, комкая, сгребает всю эскадру, отправляет её в мусорку и спрашивает:

– Хочешь пройтись?

***

По едва утоптанной тропинке в свежем снегу мы пробираемся в соседний большой двор. Пара скамеек, фонари, турник и два старых гаража. И совсем уже тёмное небо над пятиэтажками. Прямоугольники света в окошках – жёлтые и красноватые.

– Вот хорошее место. – Костя останавливается, подкидывает снег носком ботинка, натягивает замшевые перчатки.

Разворошив сугроб, загребает из глубины и начинает лепить. Взвешивает ком на ладони. Добавляет ещё слой.

Переступаю по кругу на маленьком пятачке, разглядывая дома:

– Знаешь… я иногда иду по улице и смотрю на такие окна… В общем, воображаю, как там тепло… и… что меня там кто-нибудь ждёт. Кто-нибудь настоящий, конечно, а не…

У меня совсем плохо с головой, это точно. Как теперь перевести разговор на другую тему?

Подходит вплотную, наклоняется, молча вкладывает снежок мне в руку и демонстративно прячется за ближайшим деревом.

Бросаюсь туда, но он и не думает защищаться. А зря! Замахиваюсь, целюсь прямо в грудь. Снаряд расшибается в лепёшку, Костя отплёвывается и смеётся, наклоняясь за новой порцией снега.

– Что, серьёзно?! Да ты даже не представляешь, с кем связался! Сколько, блин… – запинаюсь, заметив кое-что странное, и заканчиваю уже отрешённо: – Сколько снежных крепостей разгромили вот эти самые руки…

Кто-то медленно прогуливается по дорожке вокруг двора… Дутая куртка, нелепая ушанка, оранжевый рюкзак. Этого человека здесь не было! Он не появлялся из подворотни, не проходил мимо нас. Меня бросает в дрожь.

Костя отряхивает руки, делает шаг вперёд и вглядывается в моё лицо:

– Это не бред.

– Что?

– О чём ты молчишь… Показать? – Жестом приглашает подойти ближе.

Не двигаюсь.

Он достаёт из внутреннего кармана гладкий золотистый предмет яйцевидной формы и, уставившись в поверхность этого девайса, нацеливает тупой конец на прохожего.

Пересиливаю себя и делаю несколько шагов вперёд.

Устройство выдаёт какой-то импульс – лёгкая вибрация. И вспышка – там, где только что стоял тот подозрительный парень.

Кивнув мне идти следом, Костя направляется к нему.

Становится совсем влажно. Лучше бы мы слепили снеговика…

Приблизившись к месту, наклоняюсь – и отшатываюсь: пешеход будто испарился – оставив только небольшой клубок розоватых нитей, наполовину утонувших в сугробе. Костя сканирует эту паклю тем же непонятным устройством, а потом – поджигает ещё одним «выстрелом» и комментирует:

– Вот почему у меня нет скелетов в шкафу.

Желание рассмеяться не даёт мне до конца потерять контроль над собой. Розовый клубок занимается огнём и догорает моментально, как вата.

Уставившись на мутное пятно на снегу, прокручиваю в голове вопросы, отметаю те из них, которые пока не так важны, и нахожу главный:

– И… как дальше жить?

– Убраться отсюда для начала. – Тянет меня в противоположную от дома сторону.

Еле поспеваю за ним вприпрыжку:

– Я не понимаю, Костя! Это как-то связано? Ты ведь знаешь, что происходило у меня дома? Ты, блин, из какой-то секретной службы, что ли?

– Здесь направо.

– Отвечай! – Бросаюсь ему под ноги и растопыриваю руки.

– Всё да. – Пытается убрать меня с дороги.

Но я упираюсь:

– Отлично! А теперь ты расскажешь мне, что происходит! Вот эти все, кто оказывались у меня дома, – как они это сделали?

– Я уже сказал. Они ненастоящие.

– А какие?!

– Да вот такие! Пойдём, пожалуйста, пока они не засекли нас. Сделаем петлю – этого хватит. Но быстро.

Миновав ещё четыре двора, переполненных собачниками на прогулке, и одно заваленное снегом спортивное поле с покосившимся баскетбольным кольцом, добираюсь до следующей мысли:

– Так, ну допустим, а что им надо?

– Как ты и сказала, поддерживать контакт…

– Чтобы, что ли… как в кино… питаться энергией?

– Скорее упиваться… Но это так… версия. – На ходу обламывает свесившуюся за низкий заборчик веточку ближайшего куста и, повертев её, отбрасывает в сторону.

– А что у него внутри за нитки-то были? Провода какие-то?

– Нет. Не объясню. Там очень сложная физика… А я врач. В прошлом.

– Хирург, что ли?

– Эндокринолог. Почему хирург?