Разговор со своими

Вспомнили нашу потрясающую учительницу-химичку, она же была в последние наши три года классным руководителем, – Наталию Георгиевну Гололобову. А вспомнили потому, что, разбирая бумаги, я нашла ее письмо из Чехословакии, когда она уехала, выпустив нас, в Прагу преподавать в посольской школе. Нам так с ней повезло! Все собирались, если не поступим, куда намеревались, идти на химфак – химию знали! А кроме предмета – была необыкновенным человеком: скромной внешности, истинно добрая, умная, образованная, «желанная» (люблю это слово – мне кажется, что оно многое выражает: и расположенный, и добрый без памяти о своей доброте, и ласковый)!

Веселая вожатая

Когда весной сорок четвертого (еще война) мы окончили девятый класс, то должны были поехать работать летом в колхозе. Почти все. А мне было сказано, что я должна ехать вожатой в туристско-трудовой лагерь. Начальником этого лагеря была назначена Наталия Георгиевна. Она меня и потребовала. Я очень огорчилась, потому что, конечно, ехать со своими девчонками – это одно, а быть вожатой у дворовых мальчишек и девчонок района школы очень даже безрадостно. Но Наталия Георгиевна сказала: «Что же, ты меня бросишь?» Перед поездкой мы с ней ездили на продовольственные склады, возя с собой тележку на подшипниковых колесах. Нам выдали дополнительно к иждивенческим карточкам всех ребят некоторое количество круп и сахара. Лагерь находился в деревне в семи километрах от станции Столбовая. Разложили всю крупу по пакетам по количеству ребят и положили в их рюкзаки.

Был июль, дивная погода, пришли в деревню, в колхозный клуб. Там были выданы чехлы и сено. Их набили и положили на пол очень просторного клуба: в одной половине – мальчики (их было больше), в другой – девочки. Цель этого не пионерского, а туристско-трудового лагеря была следующей: никакого туризма, а в июле – сбор щавеля, норма – два (!) килограмма на человека в день. Это по объему – туго набитая авоська. Нереальное дело, особенно для двенадцати-тринадцатилетних уличных мальчишек. Чтобы вообще уговорить их собирать этот чертов щавель, я садилась на лугу, а они вокруг меня. Слава богу, щавеля было много, они рвали, а я рвала и громко рассказывала детективы. По половине нормы – целый килограмм! – удавалось собрать. Потом сдавали его в склад у правления колхоза, там взвешивали. Потом шли купаться.

На наше счастье, в деревне был большой чистый пруд. Я выросла в спортивной семье и поэтому неплохо плавала. Это было мне большой подмогой: я по юности и чистоте не знала ценности мата и не выносила его. А мальчики с московской улицы применяли его непрерывно. Поэтому, когда плавали в пруду, я топила главных матерщинников, приговаривая: «Будешь ругаться – не будешь купаться!» Силовой педагогический прием срабатывал, что, в общем-то, удивительно: они были моложе меня всего на два-три года!

Думаю, не только я, но и наши «пионеры» за всю жизнь не съели такое количество щавелевого супа. Иногда из колхоза давали сметану и яйца, а хлеба давали как по рабочим карточкам – не 400, а 600 граммов! Готовила на всех добрая, жалевшая нас всех тетенька из деревни. А двое дежурных помогали.

Июльская смена кончилась, и после недельного перерыва началась августовская.

В ней задание было другое: надо было собирать грибы, слава богу, без нормы, и опять же слава богу – год был грибной. Однажды мы быстро набрали полные корзины, были недалеко от дома, быстро пришли, ссыпали, и ребята пошли во что-то играть. А я вернулась в лес, набрала целую огромную корзину чуть ли не одних белых и присела на минутку отдохнуть. И… заснула. Проснувшись, не очень поняла, куда идти. Никогда не засыпайте в лесу! Я проплутала довольно долго, грибы высыпала – было тяжело, вышла к другой деревне. Оттуда бежала не по лесу, а по дороге, понимая, как волнуются в лагере…

Бедная Наталия Георгиевна, ей от меня волнений хватало: в какой-то день сдали грибы, и мне сказали, что для нас есть мешок картошки (!) и надо его взять. Я побежала к складу, и старая работница положила мне на спину полноценно наполненный мешок в пятьдесят килограммов! Я была вполне здоровой девахой и в полном восторге тащила его где-то около километра, не спуская со спины и не отдыхая, потому что понимала: поднять не смогу.

Вероятно, только молодость (ей было тридцать лет) спасла Наталию Георгиевну от инфаркта, когда она увидела меня, подошедшую с мешком. Она не ругала меня, а просто заплакала…