Разговор со своими

Не происшествие – катастрофа. 1973 год, 19 июля. День рождения моей мамы и Шуры Ширвиндта. Маму будем праздновать в ближайшую субботу, а Шуру – день в день. Зяма забрасывает меня с дачи домой в Москву, сам едет на озвучание в студию, с тем что после него заедет за мной и поедем к Шуре. В Москве проходит кинофестиваль, и Катя, уже шестнадцатилетняя, с ухажером в кино.

Я спокойно собираюсь в гости, раздумывая: надеть платье или брюки. Телефон – с дачи срывающимся голосом звонит наша нянька Нюра:

– Скорее домой! С Катей плохо!

Я, взволновавшись, но не сильно, говорю:

– Дай но-шпу! (у Кати – холецистит)

– Какую но-шпу?! У нее голова! Скорей домой!

Тут уж не просто волнение – жуть! Позвонить Зяме не могу, до мобильников еще далеко, и машина у нас пока еще одна, на такси денег нет. Но есть Бог! Зяма звонит, мчится. Едем, в середине дороги – погнутый фонарный столб и напрочь разбитая «Волга»-такси.

Ни у меня, ни у Зямы не возникает тревоги, что это к нам имеет отношение.

Катя. Студенческие годы

На даче совершенно разбитая волнением Нюра и лежащая с закрытыми глазами Катя, вскрикивающая только: «Мама! Мама!» Переворачиваю, она в джинсовой куртке, и по всей спине осколки стекла, прилипшие кровью. Стаскиваю куртку, спину ощупываю – не больно, целая, но голова… Звоню Мише, с которым она была в кино. Он поехал ее провожать. Они вышли из метро и шли к автобусу. И из такси им крикнул шофер, что есть одно место, если надо, всего за рубль возьмут. Катя впрыгнула и села третьей на заднее сиденье. Нюра сказала, что к дому подъехала белая машина и из нее вылезли девочка и кричащая Катя. Машина уехала, девочка попросила пятнадцать копеек и сказала, что увидела Катю, остановила машину и их подвезли. Нюра, перепуганная до полусмерти, ничего больше не узнала. Девочка ушла. Позвонила Леле (которая звала меня в медицинский и сама стала замечательным педиатром-хирургом-отоларингологом), тут же перезвонила, велела вынести на руках и везти в больницу к травматологу Адольфу. Спасибо, автомобиль у нас был «жигуль»-пикап. Разложили сиденье, на матраце вынесли, ступая на дрожавших от волнения ногах, чуть не уронили, уложили, поехали. Остановились около аварии, там были милиция и машина-такси, шофер которой, увидев Катю, сказал: «Да, вот эту девочку он подсадил». Милиционер написал нам бумажку, сказав, что без нее мы в больнице не докажем свою невиновность. Была черепно-мозговая травма. На следующее утро, когда я приехала в больницу, Катино лицо являло собой сплошной огромный синяк – от глаз до подбородка. «Какая удача!» – воскликнула доктор-невролог Тамара Оскаровна Фаллер, которую прислал, конечно же, Федор Горбов. Оказалось, что удача была в том, что вся кровь вылилась вниз, а не в голову, в мозг.

Что же случилось? Шел небольшой дождь, дорога была мокрой, и машину занесло на встречную. По пустой дороге шел здоровый панелевоз, который и вмазал в правый бок залетевшего такси. (Я забыла сказать, он стоял рядом с разбитой «Волгой».)

Бог? Судьба? Катя села в такси крайней справа на заднее сиденье. И человек, сидевший за шофером, слева, попросил ее поменяться местами, так как его товарищ, с которым он разговаривал, сидел впереди, рядом с шофером. Через сидящего между ними пассажира они поменялись местами… Остались живы шофер и Катя. Считаю 19 июля ее вторым днем рождения… Может быть, бабушка Шуня в свой день рождения ее пересадила?

Долго разыскивала девочку, которая привела Катю. Увы, не нашла, тоже, наверное, просто ангел…

Глава 32 Страшный 1977 год

Родители в больнице. – Мамина записка. – «А она умерла…» – С Зямой в Швеции. – Папа дома. – Катя в больнице. – И папы нет…

Живем в хоромах, папа с мамой часто бывают, всегда гости, Нюра сердится, но кормит вкусно. И вдруг с папой плохо, падает с кровати. Шуня, не задержавшись, его поднимает, совсем не вспоминая о перенесенном инфаркте. Мчусь, скорая, кладем в Первую градскую больницу. Кладут в неврологию. Внимательно осматривают – инсульт… Мама едет домой, а я возвращаюсь на работу. Звоню ей. И впервые в жизни на мой вопрос «Как ты?» говорит: «Плохо».

Приезжаю, звоню Якову Александровичу, доктору, который ее поднял после инфаркта, даю по его совету лекарства, остаюсь ночевать и жду его утром. Он звонит утром, спрашивает про ночь, велит вызывать скорую, говорит, что едет. Приезжает, слушает – инфаркт… Входит доктор со скорой, молоденькая, но серьезная, слушает, снимает кардиограмму и, жалобно, глядя на Якова, спрашивает: «Инфаркт?» – «Молодец! – говорит он. – Будешь доктором». Объясняет ей, что везти надо в Первую градскую, поскольку там папа. Она не уверена, дадут ли ей туда наряд, тогда он звонит, договаривается, и мы едем.