Разговор за час до казни. Рассказы о преступниках, суде и камере смертников

«Тень Сморгунера» (К делам ген. Ковалева и Е. Голицынского)

Читателям «Р. Бог.» памятно еще, вероятно, громкое дело казачьего полковника Сташевского, застрелившего из револьвера беззащитного редактора газеты «Русский Туркестан» Сморгунера. В свое время в нашем журнале были напечатаны подробности этого возмутительного убийства. Полковник Сташевский был судим и понес наказание. Не касаясь размеров этой кары и вопроса об ее соответствии с преступлением военного, напавшего с оружием в руках на мирного гражданина, мы должны сказать, что, по-видимому, уголок российской империи за Каспием особенно изобилует «героями в мирное время», для которых личность и даже жизнь их мирных сограждан представляется чем-то совершенно ничтожным и ни в какой мере не ограждаемым существующими законами. Так, по крайней мере, заставляют думать новые дела, громкие отголоски которых вновь доносятся до нас из-за Каспия…

В марте настоящего года все газеты облетело известие о том, что один из врачей в одном из городов подвергся тяжкому насилию со стороны одного из лиц, занимающих видное положение». Известие было перепечатано во всех русских, столичных и провинциальных газетах, и общественное мнение чутко насторожилось. «Мы ждем, что суд прольет свет на это мрачное дело», – писали в «Русских Ведомостях», и другие органы печати выражали надежду, что уже прошли времена, когда насилия, совершаемые «лицами, занимающими видное положение», проходили безнаказанно и дела об них «заминались». Еще через некоторое время таинственность, окружавшая это происшествие, постепенно рассеялась, и имена участников стали достоянием гласности, как и подробности факта. Главным его героем оказался генерал Ковалев, бывший тогда начальником Закаспийской казачьей бригады. У этого генерала явились какие-то счеты со старшим врачом Среднеазиатской дороги, г. Забусовым. Что это были за счеты и в чем они заключались, – совершенно неизвестно; дело, очевидно, партикулярное. Факт состоит в том, что 14 марта настоящего года генерал Ковалев пригласил к себе г-на Забусова, как врача к больному, приказав предварительно казенной прислуге (т. е. денщикам) нарезать розог и позвать четырех военных писарей, т. е. нижних чинов, состоящих на службе под его начальством. Не подозревая предательства, доктор, позванный к больному, явился в квартиру генерала. Г. Ковалев предложил ему угощение, а затем, по данному знаку, вошли 7 казаков… Таким образом против одного врача, предательски вызванного для исполнения обязанностей его профессии и, конечно, безоружного, в квартире позвавшего его притворно-больного оказался целый отряд казаков. По приказанию генерала Ковалева, принявшего команду над отрядом, «казаки растянули доктора, – так лаконически говорится в обвинительном акте, – и подвергли его жестокому истязанию розгами».

По-видимому, генерал, устроивший эту засаду, рассчитывал на то, что подвергшийся насилию г. Забусов из чувства стыда умолчит об этом происшествии… Тогда, конечно, в «обществе» начались бы перешептывания и те подлые, злорадные толки, которые всегда к услугам торжествующего насилия. Но г. Забусов обманул ожидания генерала Ковалева. Он решил, что невозможность защититься от нападения одному против семи не составляет позора и что, наоборот, позор на стороне устроивших засаду. И поэтому доктор Забусов огласил факт и призвал генерала Ковалева на суд официальный и на суд общественного мнения.

Общественное мнение высказалось вполне определенно. «Многоуважаемый товарищ, Николай Петрович, – говорит, например, один из адресов, посланных пострадавшему:

– Общество русских врачей в Петербурге, ознакомившись в заседании своем 13 мая с историей возмутительного оскорбления и предательского насилия, которому вы подверглись со стороны генерала Ковалева при исполнении вами врачебного долга, преисполненное чувством глубокого негодования, постановило выразить вам, почтенный товарищ, свое искреннее и горячее сочувствие»[90]. В том же тоне глубокого негодования составлены были другие адреса и статьи газет, единодушно откликнувшихся на дикий поступок закаспийского генерала.