Разговор за рюмкой чая. Любовь понарошку и всерьёз

Бабушка, точнее прабабушка Ирина, сидит в раскалённой июньским зноем комнате, почти не двигаясь. Одета она вполне по-зимнему: в добротный ручной вязки шерстяной свитер, вязаную шапочку и катаные валенки.

В комнате есть телевизор, на столе лежит стопка книг, но она погружена в себя, не обращает внимания на внешний мир. Видимо путешествует во времени. Со стариками это часто происходит.

Большая часть жизни, фотографически запечатлённая памятью, покоится где-то глубоко внутри. Воспоминания время от времени становятся живыми, проходят перед мысленным взором цветными картинками и звуковыми галлюцинациями, вызывают ощущение присутствия и участия.

Нередко Ирине Сергеевне мерещатся удивительно живые вкусы и запахи из далёкого детства или юности, такие желанные, милые сердцу ароматы, которые обычно накрепко  привязаны к определённым событиям.

Помнится, как совсем махонькую, брали её родители на сенокос. Было это в самый разгар лета, скорее всего в середине июля.

Словно соревнуясь друг с другом в виртуозном умении славить лето, стрекотали кузнечики, прыгали из-под ног, потешно взмахивали крыльями. Благоухающее разнотравье, непрерывное гудение пчёл и шмелей, парящие над лугом, цветные, по большей части полосатые мушки.

Многочисленные бабочки, порхающие между всем этим великолепием, пение невидимых птиц, лишь изредка вспархивающих непонятно откуда. И сладкий, дурманящий запах свежескошенного сена.

Взрослые сгребают его в валки, потом складывают в стожок. После мамка собирает обед на цветастой скатерти, постеленной прямо на траву. Приходит папка: потный, в светлой холщёвой рубахе с закатанными рукавами и распахнутым воротом.

Мамка подаёт ему кринку молока, вышитый рушник. Отец пьёт, проливая белую жидкость струйкой на грудь, крякает от удовольствия, смачно, с причмокиванием целует в губы мамку, вытирает обоих полотенцем, хватает на руки её, маленькую Иришку, подбрасывает и смеётся.

От него исходит пряный, терпкий дух разморённого мужского тела, сдобренный ароматом настоявшихся трав, полуденного зноя, молока. Этот удивительный запах, точнее коктейль из ароматов, замешанный на переживаниях: впечатления, эмоции, звуки, ощущение тепла, счастья, стали посещать Ирину Сергеевну всё чаще.

Она вдыхает эту иллюзорную, до боли родную смесь ощущений, щурится подслеповатыми глазами, выдавая своё возбуждённое состояние выражением на лице блаженства и умиротворенности, и радуется.

Было же. Всё это происходило именно с ней, отпечаталось в сознании.

Теперь она осталась совсем одна, хотя и живёт в семье родной дочери. Во всяком случае, так чувствует.

Есть у неё две дочки, у них она и квартирует по очереди, внучки, но у каждого из них своя обособленная жизнь, в которую Ирина Сергеевна никак не вписывается.

Как ни крути, самым дорогим и родным после родителей был муж. Всё самое важное и дорогое добывали и строили вместе, в том числе горе и злосчастья пополам переживали.

Когда и куда направляться далее, что делать, с кем жить, решают, не спрашивая её согласия дочки, постоянно создавая из этого неразрешимые проблемы.

Был ещё сынок, да недавно сгинул: неловко, очень небрежно закрепил машину на пеньках во время ремонта, нажал посильнее на гаечный ключ, сдвинул подставку с места, машина и завалилась, придавив парня насмерть, царство ему небесное, земля пухом.

Всё чаще раздаются голоса с того света, забирают одного за другим родных, знакомых и близких. Скоро и её черед настанет. Недолго, осталось. Пора и честь знать.

Никифор Степанович, муж её, с которым прожила большую, счастливую, раньше казалось –  бесконечно долгую молодость, который уже раз звал её во сне к себе в гости.

Она бы и пошла, да что-то удерживает на Земле, не даёт покоя. Давит ощущение некой незавершённости: словно писала, сочиняла письмо, но забыла о главном сообщить и никак вспомнить не может, чего именно запямятовала.

Иногда ведь случайно пропущенная точка напрочь меняет смысл написанного предложения. Казалось бы, всё в этой жизни сделала правильно: дочерей вырастила, дом обиходила, даже профессию свою учительскую по наследству передала. Рождения внучек дождалась.

Замечательные девчоночки: шустрые, любознательные, милые.

Сдаётся Ирине Сергеевне, что неспроста не призывают её на суд Божий. Есть значит за ней должок. Может урок какой не до конца выучила или не туда свернула на пути к неизбежному.

Теперь предстоит упущенное выправить. Да и то, коли подумать, жизнь – это драма, состоящая из многих тысяч новелл и антрактов, театральное действо с предсказуемым финалом.

Если всю пьесу хорошо обыграл, а последнюю сцену показать достоверно поленился, зритель не поймёт толком, в чём суть.

Остаётся только гадать,  о чём поведать хотели. Свой спектакль нужно обязательно до опущенного занавеса отыграть. Сентиментальную слезу пусть другие роняют.

Ирина Сергеевна свои горючие потоки давно выплакала. Если и осталась внутри души какая горько-солёная капля, следует сберечь её на крайнюю надобность. Слеза – тоже богатство.