Разговоры на песке. Как аборигенное мышление может спасти мир

Никто меня не побеспокоил, поэтому я оставил написанное. Сотрудники «Варуны» сказали, что пригласили местного старейшину, чтобы окурить старый дом и успокоить духов. Словами не выразить, как я обрадовался. Как было бы здорово, если бы все могли работать вместе над такими ритуалами исцеления и умиротворения, чтобы в конечном итоге излечить весь континент? Привидения обычно появляются там, где есть неоконченные дела, а трудные истины погребены в неглубоких могилах.

Продвинутые и светлокожие

Это беседа о беседе – метабеседа, если хотите. Стоя в шумном зале рядом со школьной научной лабораторией, оба-мы обнаруживаем, как маргинальные истории зловеще переплетаются с большими нарративами. В шкафу-витрине перед нами открывается типичный набор научных экспонатов – несколько образцов черепа, отражающих эволюцию человека. Черепа окрашены и расставлены по порядку, от самого примитивного до самого развитого – черный, коричневый, бежевый и, наконец, белый. Та же последовательность тонов повторяется на плакатах об эволюции, развешанных на стенах: на них отчетливо видно, как со сменой эпох темные обезьяны постепенно теряют меланин, пока не достигают высшей точки прогресса – нордического самца.

Пока оба-мы стоим здесь и хихикаем, словно сорванцы над скабрезной шуткой, к нам подходит учитель, покачивая головой. Его не особо впечатлил курс повышения квалификации, посвященный перспективам коренных народов, который мы вели в последние два дня.

«Вот вы где, – говорит он. – Зачем вы на это смотрите? Наверняка придумываете очередную дебильную теорию заговора, чтобы мы снова почувствовали себя расистами».

«Да, – отвечаем мы. – Именно этим, блин, мы и занимаемся».

Пока я писал эту историю, у меня родился второй сын. Его зовут Дайвер[26] – в честь прапрадедушки, которого так назвала полиция, когда его в детстве выкрали из буша и передали под опеку государства. Английского имени у него не было, поэтому они его так назвали, когда он попытался сбежать, прыгнув в реку. Однако его семья и племенная принадлежность остаются неизвестными – обычное дело для австралийских аборигенов. Многим из них говорят, что у них нет права на существование, потому что они не могут подтвердить свою племенную идентичность на основе зарегистрированных кровных линий или неспособны их назвать из-за родственников, которые перековались в белых и не хотят (что вполне понятно), чтобы их комфортной жизни что-то угрожало. Таких историй полным-полно, и если они не согласуются с более масштабными нарративами, на основе которых строится политика и формируется бюджет, то их зачастую сжигают, а пепел развеивают вместе с их носителями.

Один из подобных нарративов касается вымирающей черной расы. Он положил начало политике отлова и переселения аборигенов во имя открыто декларированной цели искоренения аборигенов путем размывания генетического признака черного цвета кожи – в надежде, что такое решение станет «окончательным». Что ж, это не сработало, хотя позднее этот нарратив пережил второе рождение. Мы всё еще здесь. Вы можете высмеивать, отрицать, регулировать, менять или ограничивать нашу идентичность на основе каких угодно нарративов, но мы не исчезаем. Возможно, в начале следующего столетия какой-нибудь рыжеволосый китайский блэкфелла будет жить там, где раньше был Парламент, готовить вомбата и танцевать истории, рассказывающие о том, как это всё произошло. А мой сын Дайвер, гордый отпрыск двух сильных аборигенных семей, а также кучки безумных кельтов – кстати, он такой же блондин, как и его дед по материнской линии, родом из Ирландии, – будет рассказывать наши истории и передавать нашу культуру своим детям.

Сайон[27]. Это второе имя Дайвера. Третье – Джума, в честь старика, который хранит беседы о вечности.

Наши семейные истории переживут истории этой цивилизации, но в настоящее время они теряются в тени монолитных нарративов-гигантов вроде «прогресса». В основе этого нарратива лежит миф примитивизма – широко распространенное предположение, что до промышленной революции жизнь была короткой, жестокой, дикой и простой. Примитивизму противопоставляется миф развития, продвинутых обществ и народов Европы, которые воплощают собой прогресс и просвещение. Для поддержания этой иллюзии нужно демонстрировать восходящую тенденцию. Если массы после появления фильма Аватар охвачены депрессией, если они жалуются на свою унылую жизнь, с вечерних телеэкранов им напоминают, как всё ужасно было раньше – и насколько лучше, дольше и здоровее мы живем сегодня.

Препарирование этих нарративов и их пересказ с нашей, аборигенной точки зрения высвечивают некоторые нестыковки и упущенные фрагменты. Наша интерпретация разрушает догму, ограничивающую умы и потенциал, и оставляет пространство для размышлений более высокого порядка, которые порождают интересные вопросы.