Разговоры о тенях

красиво! скульптура, картина, фраза, красивое слово, оборот, красивое

доказательство, красивый сюжет, красивая музыка, красивая Фудзияма. Красота

видимая, красота слышимая, красота мыслимая. Красивая бабочка… ну, неужели

красота бабочек только для выживания?»

Неожиданно, вдруг, словами неродившегося ещё, в его время, поэта, подвёл

философ черту.

Бедный мальчик! Весь в огне

75

Всё ему неловко!

Ляг на плечико ко мне, –

Прислонись головкой! 1

Чертý, ни чертý! но профессор был несколько озадачен таким разоблачением,

таким поворотом дела. По словам романтика получалось, да, и это было так, что

он сам, это он сам был причиной, это он сам делал всяческие движения: «Я

отвоюю…», «…не устал бы желать», «пастушка», «лужайка», ведущие в… как

говорил только что упомянутый философ, в жизнь, которая есть ни больше, ни

меньше, чем художественное произведение нашего «я», и, поэтому, профессор

был озадачен, был профессор расстроен, был профессор смятён, а философ, по

всему видно было, хотел не только подвести черту, это видно по стихам, но

успокоить его и приласкать.

– Ха-ха-ха! – вот кто (романтик Ф. Шлегель) не пытался сгладить, как

говорится, углы, а шёл прямо к цели, минуя нравственные преграды. – Она не

смогла перенести неразделённую, Вашу, господин минералог (почему минералог?

Хорошо хоть не кондитер), Вашу любовь и решилась: «А пусть будем, -

решилась она, – все втроём пользовать любовь разделённую – профессор, доктор и

я!» – и, тут же, упавшая с неба Софа (хорошо хоть не наковальня2) занялась

осуществлением этого решения, первым актом в котором (которого) и был этот,

так называемый, акт создания кукольного дома… раз уж Доктор насоветовал.

И здесь-то, всем, вдруг, всё стало по-настоящему понятным, парадокс стал

понятен, так как был объяснён, оказался объяснённым, перестал всем казаться

абсурдом и бессмыслицей. Как сказал… скажет потом одна выдающаяся

английская писательница: «Но многие странные вещи удаётся объяснить, если по

настоящему вдуматься в их причины»3.

«Вот он и разобрался с тобой, голубчик!» – сказал сам про себя, о себе в

третьем лице, называя парадокс голубчиком, Фридрих; отпил глоток пива, а

может это был глоток отличного гохгеймера и нирштейнера, и перешёл к более

интересующему его на этот час вопросу, тем более что тема проскользнула (были

проблемы с девочками, см. выше), и, вскочив, что называется, на своего коня,

оседлав, как говорится, своего конька, запрягши своего, как уже было сказано,

Гиппогрифа, повернул он оглобли в другую сторону и выложил свои воззрения на

любовь и женщин: мол, «…следовало бы в шутку любить всех женщин», – этакая,

сказал он, – «шутливая любовь», – хи-хи-хи! – «или любовь к шутке», – выложил

свою точку зрения на брак, разобрался в преимуществах, как он выразился, жизни

втроём и даже вчетвером (свинг, флинг, триолизм, sexswife и т.д., словом, ménage

à trois, – бедный Фридрих, и слов-то ещё таких не знал), которые, по правде

говоря, ещё с давних времён так нравились обманутому всякими христианскими

императивами человечеству (человеку), так нравились, что были повсеместно и

1 Майков.

2 Читай миф о Зевсе и Гере.

3Джейн Остин «Нортенгерское аббатство».

76

обычным образом употребляемы, и никем, кроме тех же христианских

поборников (пособников) и служителей общих мест, что одно и то же, или одно

другого стоит, не осуждаемы, и про которые он рассуждал (с иронией, конечно же

– не так же просто он создал целую теорию романтической иронии), рассуждал в

его романе «Люцинда» и в других художественно-публицистических своих

творениях.

Тра-та– та-тàм! Тра-та-та-там! – ударил клавишами, по клавишам, в этом месте,

из Бетховена, самый романтичнейший, на мой взгляд, романтик Э.Т.А. Гофман и

стал цитировать своего знакомца полковника фон Хальдена, того, который вместе

с бароном von Laudon надрал как-то хвост Великому Фридриху: «Свобода духа,

тела, – остерегал героический полковник свою, склонную к особого рода

удовольствиям супругу, чья перламутровая, перламутрово-пагубная грудь и

описывающая, при ходьбе, невероятные траектории попка (всё со слов самого

полковника) стоили гораздо больше, чем все городские истории и все

гражданские акты, хранящиеся в городской ратуше, – свобода духа, тела,

моральной и физической силы – есть стремление, которое никаким

законодательным границам не поддаётся. Или, вы скажете, христианский брак,

который призван задушить всякие влечения природы в душе и теле обрекает нас

этому навечно? Или, может, законодательные границы сильнее связывают

женихов и невест? Нет, конечно, нет! пока, конечно, невежество и образованность

не вызывают друг друга на смертный бой и злоба не одолевает их обоих. Но

разврат, разврат, разврат! Ах, кто теперь хочет о разврате?..» – ну и так далее

цитировал хрупкий мастер затейливых описаний… можно и: затейливый мастер

хрупких описаний. От повторения, я уже много раз говорил, только польза.

– Философиѝя, фо фсех случаям, яфлятся предмет эротика, инаше, я сшитать,