Читаем Разговоры о тенях полностью

порыве, вскрывал до яремной артерии красоту, «ибо – самая дивная красавица

отнюдь не прекрасна, когда лежит на столе посреди анатомического зала, с

кишками на носу, с ободранным бедром…», пардон!

Всё бы это было обычно, естественно и (не) стоило бы, как говориться,

обращать внимание… но параллель заметна, разительна, и придумал её сам автор

– но разве жизнь – это не придуманное нами, не придуманное нами самими

художественное произведение нашего же «я»? А вот как у наших об этом: «Петру

Степановичу, я Вам скажу, сударь, оченно легко жить на свете, потому что он

человека сам представит себе да с таким и живёт»1

И всё же – это размышления и вопросы для некоего эзотерического ума, но, как

говаривал во время пивных пирушек в йенских, ляйпцигских, берлинских и

кёльнских пивных погребках шутник Эрнст Гофман, мой любимый; как говаривал

в его эротическом романчике «Schwester Monika» капеллан Вольгемут, братец

Герхард, чья ученица, ах, прелестная ученица «ночами, в своей одинокой

постельке, испытывала все возможные муки мира и утишала их, и унимала своим

пальчиком огонь, который тирады учителя разжигали в ней», как говорил

учитель: «…когда деток наказывают, родителям хоть что-то от этого, да тоже

перепадает», и ещё Herr Kaplan Wohlgemut, genannt Bruder Gerhard, домашний

учитель и наставник этого «благоухающего цветка» говорил, что как жужжат

взрослые, так щебечут и детки.

Вот такие пересечения, так что Софи и доктору – другу парадоксов было что

сказать друг другу, и любовь их вначале развивалась бурно, как те ручейки, речки

и водопады, которые неожиданно сваливаются весной на голову, весной, кстати,

которая ничуть не убывает от этих ручейков, хотя сама и есть их (ручейков)

причина.

Увядали цветы…

А вы не замечали? Когда стоишь в морге над покойником… сколько мыслей

проносится в голове, «ибо самая дивная красавица, – как уже, снова же, сказано,

– отнюдь не прекрасна, когда лежит на столе…» ?

Что-то есть трепетное в этом мире осенних цветов.

Что есть трепетней, чем этот мир осенних цветов?

1 Ф.М. Достоевский.

97

О-о-о! много чего! сколько мест! На дрожащих ресницах; на дрожащих тоже

коленках; на сердечке, тоже дрожащем и готовом вот-вот выпорхнуть; и светило

вот, солнце, например, рухнет на голову… как раз тогда, когда показалось, что

совместилось, или не рухнет, пока не совместилось – так трепетно в груди.

из жизни осенних цветов (модуляция в форме каденции)

Ущерб, изнеможенье и во всём

Та кроткая улыбка увяданья,

Что в существе разумном мы зовём

Божественной стыдливостью страданья.

(Ф. И. Тютчев)

Уважаемые дамы и валеты! Вы же знаете, что, когда безукоризненный ах!

доселе стан вдруг охватывает вялость движений, это значит пришла осень. И

самый, что ни на есть, страстный букет с красными и белыми

хризантемами… а-а-а!

Вот и вся модуляция в тональность осенних букетов.

Модуляция закончена.


Жизнь – бесконечное пространство для иронии… Значит, пока зритель

аплодирует – у нас есть время перелистнуть страницу партитуры.

…с красными и белыми хризантемами.

Большая опасность для поэта пользоваться метафорами, которые не

поражают и не выражают (не могут, не способны выразить) суть дела.

Ну да к делу!

В каком-то, ещё ХШ веке, один из рыцарей Фридриха II перед началом

пира отправился в дальние страны, совершил там множество подвигов,

выиграл три сражения, женился, воспитал сыновей, а когда он вернулся ко

двору императора, гости еще, как говорится, и за стол не садились1.

Или, помните про тот Магометов кувшин, который не успел пролиться,

пока Пророк летал по раю?2 Рай, наверное, такой маленький.

Или вот, ещё: когда в животе бурчит, можно долго сидеть, лежать и

слушать.

Профессор, наш профессор, вместе со своим Санчо Panzа.

Panza – так это же просто фамилия. Какое же это брюхо? Пацюк,

например, крыса, но какой же Пацюк крыcа? Сидит себе добрый человек, ест

галушки. Так и Panza, какой же он брюхо? Он человек!.. извините… дурной

тон. Он что, разбирается во всех этих ваших pro и kontra?

1 Книга новелл и красивой вежливой речи.

2 Спасибо Фёдор Михайлович.

98

Позже об этом… ах, столько обещаний!..

…потому что пришло время ещё одного papá – профессора,

литературоведа, всю свою жизнь положившего на то, чтоб разьяснить и

объяснить увечному, извините, учёному секретарю, что природа комического

(у) средневекового обывателя или, что лучше, у хозяина донжона, отличается

от природы того же комического (у) обывателя периода романтического

освоения действительности. Кладя, извините (за кладя), жизнь на постижение

таких умопомрачительных, снова извините, флексагонов… это деепричастие

сбило с толку… словом, у нашего папы профессора-литературоведа душа

была… наш папа профессор-литературовед был, чтоб сразу, безо всяких

Перейти на страницу:

Похожие книги