Разговоры Пушкина

Стихотворения, назначенные к напечатанию в "Северных Цветах"[181] на 1828 г., были в октябре уже просмотрены императором, и находили неудобным посылать к нему на просмотр одно стихотворение "Череп", которое, однако же, непременно хотети напечатать в ближайшем выпуске "Северных Цветов", Тогда Пушкин решил подписать под стихотворением "Череп" букву "Я", сказав: "Никто не усумнится, что Я — я". Но, между тем, многие усумнились и приписывали это стихотворение поэту Языкову.

Бар. А. И. Дельвиг[182], Воспоминания, I, стр. 72.

14 октября.

Отправлен я был сего месяца 12-го числа в г. Динабург с государственными преступниками и, на пути приехав на станцию Залазы, вдруг бросился к преступнику Кюхельбекеру[183] ехавший из Новоржева в С.-Петербург некто г. Пушкин [и] начал после поцелуя с ним разговаривать. Я, видя сие, наипоспешно отправил как первого, так и тех двух за полверсты от станции, дабы не дать им разговаривать, а сам остался для прописания подорожной и заплаты прогонов. Но г. Пушкин просил меня дать Кюхельбекеру денег; я в сем ему отказал, тогда он, г. Пушкин, кричал и, угрожая мне, говорит, что — "по прибытии в Петербург, в ту же минуту доложу его императорскому величеству как за недопущение распроститься с другом, так и дать ему на дорогу денег; сверх того, не премину также сказать и генерал-адъютанту Бенкендорфу"[184].

Рапорт фельдъегеря Подгорного дежурному генералу Главного штаба ген. — ад. Потапову 28 октября 1827 г. PC 1901, № 3, стр. 578.

Конец года.

Когда Пушкин читал еще неизданную тогда главу поэмы своей ["Евгений Онегин"] при стихе:

Друзья мои, вам жаль поэта…

один из приятелей его сказал: "Вовсе не жаль!" — "Как так?" спросил Пушкин. — "А потому, — отвечал приятель, — что ты сам вывел Ленского более смешным, чем привлекательным. В портрете его, тобою нарисованном, встречаются черты и оттенки карикатуры". Пушкин добродушно засмеялся, и смех его был, повидимому, выражением согласия на сделанное замечание.

Кн. П. А. Вяземский, VII, стр. 320.

Одна умная женщина, кн. Голицына[185], урожденная гр. Шувалова, известная в конце минувшего столетия своею любезностью и французскими стихотворениями, царствовавшая в петербургских и заграничных салонах, сердечно привязалась к Татьяне [из "Евгения Онегина"]. Однажды спросила она Пушкина: "Что думаете вы сделать с Татьяною? Умоляю вас, устройте хорошенько участь ее". — Будьте покойны, княгиня, — отвечал он, смеясь, — выдам ее замуж за генерал-адъютанта. — "Вот и прекрасно, — сказала княгиня. — Благодарю".

Кн. П. А. Вяземский, VII, стр. 319.

1827–1828 гг.

Он говорил друзьям: "Бог даст, мы напишем исторический роман, на который и чужие полюбуются".

Анненков, I, стр. 199.

На бале у Ла-Ферроне[186] все и даже сам государь были в мундире и в ленте; один Пушкин был во фраке. Он проходил близко мимо государя. Государь остановил и спросил его: "Кто ты такой?" — Я Пушкин. — "Я не знаю, кто ты такой?" — Я дворянин Пушкин. — "Вздор! Если бы ты был дворянином, ты бы явился в дворянском мундире; ты видишь, все в мундирах, ты один во фраке".

[П. И. Бартенев]. Из записной книжки "Русского Архива". РА 1910, III, стр. 158.

Пушкин, разговаривая со мной о знакомом уже ему издателе "Московского] Телеграфа" [Н. А. Полевом], сказал, между прочим: "Я удивляюсь, как этот человек попадает именно на то, что может быть интересно!"

К. Полевой. Записки о жизни и сочинениях Н. А. Полевого, ч. I, СПб. 1860, стр. 858.

1827–1829 гг.

Он был, как все игроки, суеверен, и раз, когда я попросила у него денег для одного бедного семейства, он, отдавая последние пятьдесят рублей, сказал: "Счастье ваше, что я вчера проиграл".

А. П. Керн. Майков, стр.252–253.

1827–1830 гг.

Осенью он обыкновенно удалялся на два и три месяца в деревню[187]… Однажды он взял с собой любовницу. "Никогда более не возьму никого с собою, — говорил он мне после, — бедная Лизанька едва не умерла со скуки: я с нею почти там не виделся".

Н. М. Смирнов[188]. Из памятных заметок. РА 1882, I, стр. 232.

1828 г.

Когда Пушкин принес их [стихи "Вы избалованы природой"][189] матушке[190] они были без подписи; на вопрос матушки: зачем он не подписал своего имени — он отвечал, как будто оскорбленный этим требованием: "Так вы находите, что под стихами Пушкина нужна подпись? Проститесь с этим листком: он недостоин чести быть в вашем альбоме".

Н. С. Киселев. Воспоминания. Майков, стр. 371.

…Тогда только что вышел во французском переводе роман Манцони[191] "I promessi sposi" ("Les fiances"), он [Пушкин] говорил о них: "Je n'ai jamais lu rien de plus joli" [Я никогда не читал ничего более прелестного].

А. П. Керн П. В. Анненкову (1864). ПС, V, стр. 156.