*На вопросы Павла Степановича — что так скоро вернулся из армии, Александр Сергеевич ответил:
"Ужасно мне надоело вечное хождение на помочах этих опекунов, дядек; мне крайне было жаль расстаться с моими друзьями, но я вынужден был покинуть их. Паскевич надоел мне своими любезностями; я хотел воспеть геройские подвиги наших молодцов-кавказцев; эта "славная часть нашей родной эпопеи, но он не понял меня и старался выпроводить из армии. Вот я и поспешил к тебе, мой друг, Павел Степанович". Затем, обратясь ко мне, взял за руку и проговорил: "Очень рад вас видеть, юный товарищ, воскресшим из мертвых. Когда ворочусь в Россию, вышлю вам все мои безделушки, доселе напечатанные" — и просил дать мой адрес.
6 августа.
[Уезжая из Тифлиса, Пушкин сказал]: "Когда будете в армии, то прошу передать мой поклон друзьям моим: Вольховскому, Раевскому и другим".
Начало августа.
Пятигорск.
… Мне нужно было спешить к Нарзану, и потому я объявил Пушкину, что на другой же день намерен туда ехать, и если он со мной не поедет, то когда мне его ожидать? — "Могу тебе только то сказать, что незамедлю здесь лишнего дня; только завтра с тобою ехать не в состоянии: хочу здесь день, другой отдохнуть"… Возвращаясь домой после заката солнца к вечернему чаю, нахожу Пушкина, играющего в банк с Дороховым[239]
и офицером Павловского полка Астафьевым: "La glace est rompue [Лед сломан], — говорит мне Пушкин, — довольно мы терпели связанные словом, но ведь слово дано было до вод, на водах мы выходим из под твоей опеки, и потому не хочешь ли поставить карточку? Вот господин Астафьев мечет ответный". — Ты совершенно прав, Пушкин. Слово было дано — не играть между собою до вод, ты сдержал слово благородно, и мне остается только удивляться твоему милому и покладливому характеру… Когда Астафьев ушел, я просил Пушкина рассказать мне, как случилось, что, не будучи никогда знаком с Астафьевым, я нашел его у себя с ним играющего. "Очень просто, — отвечал Пушкин, — мы, как ты ушел, послали за картами и начали играть с Дороховым; Астафьев, проходя мимо, зашел познакомиться, мы ему предложили поставить карточку, и оказалось, что он — добрый малый и любит в карты поиграть". — Как бы я желал, Пушкин, чтобы ты скорее приехал в Кисловодск и дал мне обещание с Астафьевым в карты не играть. — "Нет, брат, дудки! Обещания не даю, Астафьева не боюсь и в Кисловодск приеду скорее, чем ты думаешь".Август.
Кисловодск.
Однажды, возвратившись с прогулки, он высыпал при мне несколько червонцев на стол. "Откуда, Пушкин, такое богатство?" — Должен тебе признаться, что я всякое утро заезжаю к Астафьеву и довольствуюсь каждый раз выигрышем у него нескольких червонцев. Я его мелким огнем бью, и вот сколько уж вытащил у него моих денег. — Всего было им наиграно червонцев двадцать. Долго бы пришлось Пушкину отыгрывать свою тысячу червонцев, если б Астафьев не рассудил скоро оставить Кисловодск.
Сентябрь.
Дуров[240]
помешан был на одном пункте: ему непременно хотелось иметь сто тысяч рублей. Всевозможные способы достать их были им придуманы и передуманы. Иногда ночью, в дороге, он будил меня вопросом: "Александр Сергеевич! Александр Сергеевич! Как бы, думаете вы, достать мне сто тысяч?" Однажды сказал я ему, что на его месте, если уж сто тысяч были необходимы, то я бы их украл. "Я об этом думал", отвечал мне Дуров. — "Ну, что же?" — Мудрено: не у всякого в кармане можно найти сто тысяч, а зарезать или обокрасть человека за безделицу не хочу, у меня есть совесть. — "Ну, так украдьте полковую казну". — Я об этом думал. — "Что же?" — Это можно сделать летом, когда полк в лагере, а фура с казною стоит у палатки полкового командира. Можно накинуть на дышло длинную веревку и припречь издали лошадей, а там на ней и ускакать: часовой, увидя, что фура скачет без лошадей, вероятно, испугается и не будет знать, что делать; в двух или трех верстах можно разбить фуру, а с казною бежать. Но тут много также неудобства. Не знаете ли вы иного способа? — "Просите денег у государя". — Я об этом думал. — "Что же?" — Я даже и просил. — "Как! безо всякого права?" — Я с того и начал: ваше величество! я никакого права не имею просить у вас то, что составило бы счастье моей жизни; но, ваше величество, на милость образца нет, и так далее. — "Что же вам отвечали?" — Ничего. — "Это удивительно. Вы бы обратились к Ротшильду". — Я об этом думал. — "Что же, за чем дело стало?" — Да видите ли: один способ выманить у Ротшильда сто тысяч; это было бы так странно и забавно; надобно бы написать эту просьбу, чтоб ему было весело, потом рассказать анекдот, который стоил бы ста тысяч. Но сколько трудностей!..Сентябрь — октябрь.