Разговоры Пушкина

Известие о кончине императора Александра Павловича и о происходивших вследствие оной колебаний по вопросу о престолонаследии дошло до Михайловского около 10 декабря. Пушкину давно хотелось увидаться с его петербургскими приятелями. Рассчитывая, что при таких важных обстоятельствах не обратят строгого внимания на его непослушание, он решился отправиться туда, но – как быть? В гостинице остановиться нельзя – потребуют паспорта, у великосветских друзей тоже опасно – огласится тайный приезд ссыльного. Он положил заехать сперва на квартиру к Рылееву[130], который вел жизнь не светскую, и от него запастись сведениями. Итак, Пушкин приказывает готовить повозку, а слуге собираться с ним в Питер, сам же едет проститься с тригорскими соседками. Но вот на пути в Тригорское заяц перебегает через дорогу; на возвратном пути из Тригорского в Михайловское – еще заяц! Пушкин в досаде приезжает домой: ему докладывают, что слуга, назначенный с ним ехать, заболел вдруг белою горячкой. – Распоряжение поручается другому. Наконец, повозка заложена, трогаются от подъезда. Глядь! в воротах встречается священник, который шел проститься с отъезжающим барином. Всех этих встреч – не под силу суеверному Пушкину; он возвращается от ворот домой и остается у себя в деревне. «А вот каковы бы были последствия моей поездки, – прибавлял Пушкин. – Я рассчитывал приехать в Петербург поздно вечером, чтобы не огласился слишком скоро мой приезд, и, следовательно, попал бы к Рылееву прямо на совещание 13 декабря. Меня приняли бы с восторгом; вероятно, я забыл бы о Вейсгаупте[131], попал бы с прочими на Сенатскую площадь и не сидел бы теперь с вами, мои милые!»[132]

С.А. Соболевский. Таинственные приметы в жизни Пушкина. РА 1870, стр. 1386–1387.

Сентябрь – октябрь

В Москве на обеде, данном в честь Пушкина, предложено было несколько тем в свернутых бумажках. Мицкевичу[133] по жребию досталась тема: «Смерть Константинопольского патриарха, убитого турецкой чернью»… Поэт простоял несколько минут в молчании, сосредоточился, затем стал импровизировать… Пушкин, восхищенный, соскочил с места… и, бегая по комнате, кричал: «Quel génie, quel feu, sacré, que suis-je auprès de lui» [Какой гений, какой священный огонь, что̀ я после него], затем обнял Мицкевича и осыпал его поцелуями.

Ф.К. Неслуховский. Мицкевич в России. ИВ 1880, № 5, стр. 30.

Октябрь. У Полевых[134]

Он был не весел в этот вечер, молчал, когда речь касалась современных событий, почти презрительно отзывался о новом направлении литературы, о новых теориях и, между прочим, сказал:

– Немцы видят в Шекспире черт знает что, тогда как он просто, без всяких умствований говорил, что было у него на душе, не стесняясь никакой теорией.

Тут он выразительно напомнил о неблагопристойностях, встречаемых у Шекспира, и прибавил, что это был гениальный мужичок!

К.А. Полевой. Записки. ИВ 1887, № 5, стр. 292.

[У Пушкина через несколько дней]

…[Пушкин] тотчас начал речь о «Московском телеграфе», в котором находил множество недостатков, выражаясь об иных подробностях саркастически. Я возражал ему, как умел, и разговор шел довольно запальчиво, когда в комнату вошел г. Шевырев[135]… Вскоре ввалился в комнату М.П. Погодин… Я увидел, что буду лишний в таком обществе, и взялся за шляпу. Провожая меня до дверей и пожимая мне руку, Пушкин сказал: «Sans rancune, je vous en prie!» [Не будьте злопамятны, я вас прошу], и захохотал тем простодушным смехом, который памятен всем знавшим его.

К.А. Полевой. Записки. ИВ 1887, № 5, стр. 293.

…время коронации]

…Возвращенный из ссылки Пушкин познакомился с польским своим собратом [Мицкевичем]. Они часто видались. Будревич, учитель математики в Тверской гимназии, помнил, как раз Пушкин зазвал сбитенщика и как вся компания пила сбитень, а Пушкин, шутя, говорил: «На что нам чай? Вот наш национальный напиток».

М.А. Максимович по записи П. Б[артенева]. РА 1898, II, стр. 480.

26 октября. Москва…вечере в честь Пушкина у М.И. Римской-Корсаковой][136]

A souper quelqu’un me nomma. Ce nom, comme une etincelle electrique, agit sur Pouchkin. Il se leva et accourut à moi en me disant:

– Vous êtes la soeur de Михаил Григорьевич[137], je l’estime, je l’aime et je réclame votre bienveillance.

Il me parla du régiment de hussard, qui, disait il, avait été son berceau et mon frère souvent son mentor.

[За ужином кто-то назвал меня, и Пушкин вдруг встрепенулся, точно в него ударила электрическая искра. Он встал и, поспешно подойдя ко мне, сказал: «Вы сестра Михаила Григорьевича, я уважаю, люблю его и прошу вашей благосклонности».