Разговоры с друзьями

Я уставилась на пододеяльник, на его уродливый набивной рисунок с цветочками. Мне должен прийти гонорар за рассказ, сказала я. И я тебе все верну. На следующее утро он сходил к банкомату, пока мы с Бобби завтракали. Когда пришел обратно, постеснялся отдать мне деньги при ней, я это заметила и была признательна. Я не хотела, чтоб она знала, как я нуждаюсь. Я вышла проводить его в прихожую, он достал бумажник и отсчитал четыре банкноты по пятьдесят евро. Мне было неприятно видеть, как он протягивает деньги. Слишком много, сказала я. Он страдальчески взглянул на меня и сказал: тогда вернешь в следующий раз, не переживай. Я открыла было рот, но он перебил: Фрэнсис, это все ерунда. Для него, вероятно, это была ерунда. Он поцеловал меня в лоб и вышел.

* * *

В последний день октября я сдала очередное эссе, а потом мы с Бобби отправились выпить кофе с друзьями. Я никогда так не наслаждалась жизнью. Льюиса устроили мои правки, и рассказ должен был выйти в январском номере. С деньгами от Ника и гонораром от журнала, даже с учетом долга, я чувствовала себя небывало богатой. Я словно распрощалась с детством и зависимостью от других. Отец больше не сможет ранить меня, и с высоты своего нового положения я даже могла искренне сочувствовать ему, как добросердечный наблюдатель.

Тем вечером мы пили кофе с Марианной и ее парнем Эндрю, который никому особо не нравился. Филип тоже пришел и привел Камиллу, с которой недавно начал встречаться. Мое присутствие, похоже, смущало Филипа, он осторожно ловил мой взгляд и старался улыбаться моим шуткам, но получалось скорее сочувственно и с жалостью, чем по-дружески. Мне это показалось слишком глупым, не стоило обид, хотя, помню, я понадеялась, что Бобби тоже заметила и мы позже это обсудим.

Мы сидели наверху в маленьком кафе рядом с Колледж-Грин, и разговор как-то свернул на моногамию, о которой мне нечего было сказать. Вначале Марианна рассуждала, можно ли считать полигамию ориентацией, как гомосексуальность, и, может, для некоторых она «естественна», Бобби на это ответила, что не бывает «естественных» сексуальных ориентаций как таковых. Я молча потягивала кофе, который мне купила Бобби, и просто слушала ее. Она сказала, что моногамия основана на общественном договоре, который обслуживает потребности мужчин в патрилинейных обществах и позволяет им передавать собственность своим генетическим потомкам, а обеспечивается это традиционно благодаря их сексуальным правам на жену. Немоногамные отношения строятся по другой модели, сказала Бобби. Например, спонтанное согласие.

Слушать, как Бобби теоретизирует, было увлекательно. Она чеканила ясные, блестящие фразы, словно отливала в воздухе фигуры из стекла или воды. Она никогда не мямлила и не повторялась. Время от времени она ловила мой взгляд, и я кивала: да, именно так. Эта молчаливая поддержка подзадоривала ее: подпитавшись моим одобрением, Бобби отводила взгляд и продолжала: я вот о чем…

Она увлеклась рассуждениями и, казалось, забыла про людей вокруг, но я заметила, что Филип и Камилла переглядываются. В какой-то момент Филип взглянул на Эндрю – кроме них, других парней за столом не было, – и брови Эндрю поползли вверх, словно Бобби несла околесицу или пропагандировала антисемитизм. Я подумала, что Филип ведет себя довольно подло, бросая такие взгляды на Эндрю, ведь Эндрю ему даже не нравится, это я знала, и мне стало не по себе. Постепенно до меня дошло, что остальные уже некоторое время молчат, а Марианна смущенно пялится на свои колени. Хоть я и любила слушать Бобби, когда она вот так расходилась, в тот миг мне захотелось ее остановить.

Я просто сомневаюсь, что можно любить больше одного человека, сказала Камилла. То есть всем сердцем, по-настоящему любить.

У твоих родителей был любимчик среди детей? – сказала Бобби. Нелегко тебе, наверное, пришлось.

Камилла нервно хихикнула, не понимая, шутка это или нет, – она едва знала Бобби и не подозревала, что для той это нормально.

Но с детьми все по-другому, сказала Камилла. Нет?

Ну, зависит от того, веришь ли ты в трансисторическую концепцию романтической любви, которая почти одинакова в разных культурах, сказала Бобби. Но мы все верим в какие-нибудь глупости, нет?

Марианна мельком взглянула на меня – похоже, мы с ней подумали об одном и том же: что Бобби держится агрессивнее обычного, сознательно задирает Камиллу и Филип сейчас разозлится. Я посмотрела на Филипа и поняла, что он уже завелся. Его ноздри раздувались, он был взбешен, готов заспорить с Бобби и проиграть.

Многие антропологи сходятся во мнении, что человеческий вид по природе своей моногамен, сказал Филип.

И это все, до чего ты продвинулся в теории? – сказала Бобби.

Не все сводится к культурным теориям, сказал Филип.

Бобби расхохоталась – великолепный, эстетически безупречный смех, этакий перформанс абсолютной самоуверенности, Марианна даже поморщилась.

Боже мой, и тебе собираются выдать диплом? – сказала Бобби.

А как же Иисус? – сказала я. Он любил всех.

И соблюдал целибат, сказал Филип.