Доктор сказал, что главная проблема тут – обезболивание. Пациентки часто испытывают боль во время овуляции, менструации и дискомфорт во время полового акта. Я прикусила ноготь на большом пальце и принялась его обгрызать. Мысль о том, что секс может причинять мне боль, – какая-то апокалиптическая жестокость. Доктор сказал, «наша» задача предотвратить изнуряющие боли и «потерю трудоспособности». У меня заболела челюсть, и я машинально вытерла нос.
Вторая проблема, сказал он, – «вопрос фертильности». Я очень четко запомнила эти слова. Что, правда? – сказала я. К сожалению, сказал он, многие женщины в этом состоянии не могут забеременеть, и это серьезная проблема. Тут он заговорил про ЭКО и как быстро оно развивается. Я кивнула, не вынимая большого пальца изо рта. Затем я быстро поморгала, словно пыталась сморгнуть и эту мысль, и всю эту больницу.
На этом консультация закончилась. Я вернулась в приемное отделение – там мама читала мой «Мидлмарч». Одолела страниц десять. Я подошла и встала рядом, она посмотрела на меня – во взгляде вопрос.
О, сказала она. Вот и ты. Что сказал доктор?
И вдруг я словно оказалась в капсуле, а чья-то рука закрыла мне рот и глаза. Я не могла сформулировать то, что объяснил мне доктор, – нюансов было так много, что потребовалась бы прорва времени, куча слов и предложений. При мысли о том, чтобы произнести так много слов, мне сделалось физически дурно. И я услышала, как говорю: он сказал, по УЗИ все чисто.
Так они не знают, что с тобой? – сказала мама.
Пошли в машину.
Мы добрались до машины, и я пристегнула ремень. Все объясню, когда приедем домой, подумала я. Дома будет время подумать. Мама завела мотор, а я провела рукой по голове, чувствуя, как распутываются и рвутся под пальцами свалявшиеся волосы, а в ладони остаются их темные обрывки. Мама опять задавала вопросы, а мой рот выдавал ответы.
Просто очень болезненные месячные, сказала я. Он говорит, теперь станет легче, потому что я начала пить таблетки.
Она сказала: а. Ну что ж. Прямо отпустило, да? Тебе, наверное, заметно полегчало. Хотелось быть стойкой и не суетливой. Я автоматически состроила подходящее выражение лица, и мама включила левый поворотник, выезжая с парковки.
Когда мы добрались до дома, я поднялась к себе и стала ждать поезда, а мама прибиралась внизу. Я слышала, как она ставит кастрюли и сковородки в кухонный шкаф. Я прилегла на кровать и блуждала по интернету, где на женских сайтах набрела на медицинские статьи о своей неизлечимой болезни. В основном интервью с людьми, чью жизнь разрушила болезнь. Много стоковых фотографий белых женщин, озабоченно смотрящих в окно; иногда они прикладывали руку к животу, изображая боль. Еще я нашла несколько онлайн-сообществ, где люди делились ужасными послеоперационными снимками, спрашивая, например, «сколько времени должно пройти, чтобы гидронефроз улучшился после установки стента?». Я просматривала сайты, отключив эмоции.
Начитавшись всего этого так, что больше не лезло, я захлопнула ноутбук и достала из сумки маленькую Библию. Открыла ее на Евангелии от Марка, где Иисус говорит: дщерь! вера твоя спасла тебя; иди в мире и будь здорова от болезни твоей[39]
. По Библии, все больные люди были достаточно хороши, чтобы их исцелили люди здоровые. Но на самом деле Иисус ничего не смыслил, как и я. Даже если бы во мне жила какая-то вера, я от этого не стала бы цельной. Без толку и думать.Зазвонил телефон, и я увидела, что это Ник. Я взяла трубку, и мы сказали «алло». Потом он произнес: привет, кажется, мне надо кое-что тебе сказать. Что? – спросила я, и повисла короткая, но ощутимая пауза, прежде, чем он продолжил.
Ну, мы с Мелиссой снова начали спать вместе, сказал он. Дико рассказывать тебе об этом по телефону, но и скрывать тоже странно. Не знаю.
На этих словах я медленно отодвинула телефон от лица и посмотрела. Просто предмет, ничего не значит. Я слышала, как Ник говорит: Фрэнсис? Но я не воспринимала слов – просто звук, как любой другой. Я осторожно положила телефон на тумбочку, но отбой не дала. Голос Ника превратился в жужжание, ничего не разобрать. Я сидела на кровати, очень медленно вдыхая и выдыхая, так медленно, что почти и не дышала.
Потом я взяла трубку и сказала: алло?
Эй, сказал Ник. Ты здесь? Кажется, были какие-то проблемы со связью.
Нет, я здесь. Я все слышала.
А. Как ты? Ты, кажется, расстроилась.
Я закрыла глаза. А заговорив, услышала, как голос мой прочищается и твердеет, как лед.
Из-за тебя и Мелиссы? – сказала я. Будь реалистом, Ник.
Но ты ведь хотела бы, чтобы я тебе рассказал, правда?
Конечно.
Я просто не хочу, чтобы между нами что-то изменилось, сказал он.
Расслабься.
Я слышала, как он тревожно вздохнул. По-моему, он хотел успокоить меня, но я не собиралась идти у него на поводу. Люди всегда ждали, что я выкажу некую слабость и они смогут меня успокоить. Это повышало их чувство собственной значимости, я это отлично знала.
А в остальном ты как? – сказал он. Завтра УЗИ, верно?