– Как? – Лицо префекта потемнело. – Эта непотребная секта фанатиков-детоубийц?! И ты для себя считаешь недостойным её? Люди, которые едят детей и сжигают по ночам живьём стариков? Совокупляются с животными и приносят кровавые жертвы живыми людьми? Пьют кровь и проповедуют при этом чистоту души? Ты безумен, раб!
– Выслушай, префект, – Шпион удивлялся сам себе – в первый раз он осмелился говорить с префектом в таком тоне. В первый раз он высказывал ему своё мнение и пытался убедить его. Он понимал, к чему этот разговор может привести – префект просто его убьёт. Сам. Без суда. Но он уже не мог остановиться. Он видел Иешуа, видел его чудеса, слышал его слова. Он не знал об истине верований Иешуа толком ничего, но как шпион он знал многих, кто считали себя последователем Иешуа Галилеянина. Он знал некоторых из тех, кого тот сам называл своими учениками. Эти люди вовсе не были кровожадными дикарями, питавшимися по ночам мясом младенцев. Да, один из его учеников, Пётр, не любил Марию Магдалу, сопровождавшую их, из-за её прошлой жизни, одержимой бесами истерии и служением главной жрицей в храме Исиды в Египте, где она пользовалась своим телом как сосудом знаний для посвящения мужчин в мудрость богини-матери. Видно, слишком многим мужчинам открыла она тайные знания, и это помрачило её ум до того времени, пока не повстречался ей Иисус. Но ведь сам Иисус простил ей грехи, и Пётр не выражал желания побить её камнями или выпить её кровь. Всё это шпион говорил Пилату, смело глядя ему в лицо. Настроение Пилата понять было сложно. Он ходил по колоннаде из конца в конец, сжимая и разжимая кулаки за спиной. Лицо его меняло цвет с той же быстротой, с которой проносятся облака по небу в ветреную погоду. Он от своих шпионов слышал всякое про поверивших Иисусу. И хорошее, и плохое. Часто всё сводилось к тайным собраниям и песнопениям. Но сегодня этот трусливый обычно раб разговаривал с ним как ни один из них до него. Наконец, шпион замолчал. Пилат резко обернулся к нему.
– Префект, к тебе Иосиф Каиафа, – сказал раб, робко просунув голову в дверь. – Он очень настаивает.
– Хорошо, – Пилат взмахнул рукой. Дверь тут же закрылась.
– С тобой мы ещё не договорили, – обратился Пилат к шпиону. – Сейчас ты пойдёшь выполнять свою работу, а вечером придёшь с отчётом. Тогда я тебе и объявлю, чего стоит твоя нынешняя дерзость.
Шпион встал с колен и, не поднимая головы, вышел.
Префект сел на скамью. Тут его взгляд упал на писца, притаившегося в тени одной из колонн.
– Ты всё записал? – спросил он.
– Да, – пролепетал писец. Ведь, несмотря на приказ, он остался из любопытства. А записал по привычке.
– Теперь иди. С этим священником ты мне не нужен.
Писец направился к дверям.
– Постой. Дай то, что ты записал.
Писец настороженно приблизился к Пилату и робко подал свитки.
– Убирайся. И позови Каиафу.
Писец бегом кинулся к двери.
Иосиф Каиафа вошёл и остановился в дверях. Пилат просматривал свитки. Наконец, он поднял голову.
– Чего ты хотел от меня?
Иосиф Каиафа медленно приблизился к Пилату, не скрывая недовольства тем, что он, правоверный иудей, должен входить в жилище язычника. Теперь ему придётся долго сидеть в купели, чтобы смыть с себя нечистоту языческого жилища.
– Я бы хотел, чтобы ты подумал, префект.
– О чём?
– Скоро ты отдашь приказ арестовать Иешуа из Галилеи. А затем распять его.
– И ты говоришь это мне? – вспылил Пилат, в гневе хлопнув рукой по скамье. – Иудейский первосвященник диктует римскому префекту как поступать?
– Да, я тебе диктую, – спокойно сказал Иосиф Каиафа. – Ибо вижу, что ты склоняешься к этому Иешуа.
– Твои шпионы не зря получают деньги, – усмехнулся Пилат.
– Как и твои. Но не в этом дело. Слишком много людей стало верить ему.
– И это подрывает веру в вас?
– Это вызывает беспорядки. Иешуа бар-Рабба не просто так убил твоего воина. Да и царю Ироду не понравится, если он узнает, что самозванец ещё жив.
– Ты угрожаешь мне?
– Нет, что ты. Просто, если волнение не уляжется, а наоборот, будет возрастать, царь Ирод повелит арестовать не только его причину, но и того, кто ему не препятствует. Я не говорю о кесаре. Боюсь, он тоже будет недоволен.
– Иными словами, если я не арестую вашего Иисуса сегодня, завтра арестуют меня вместе с ним?
Иосиф Каиафа промолчал. Пилат прошёлся по колоннаде.
– Почему бы вашему Сангедрину не арестовать и не казнить его? Зачем вам благословение римского прокуратора, которого вы и без того ненавидите?
– Самоуправство никогда не поощрялось, разве нет? – тонко улыбнулся Иосиф Каиафа.
– Собирайте свой Сангедрин, заседайте и к концу недели можете его казнить, – Префект, не отводя глаз, смотрел на первосвященника.
– В субботу праздник Пейсаха. В этот день нам нельзя работать. Нельзя осуждать, нельзя казнить. А он должен быть казнён по римским законам: через распятие, как вор. Иначе из него сделают мученика.
– А-а, так именем твоего бога ты хочешь прикрыть то, что хочешь казнить этого сумасшедшего чужими руками?