Разлом/освобождение (СИ)

  Больше никто и ни о чём не заговаривал. Они ходили по лесу группой. Вдалеке то и дело крестьяне замечали силуэты. Тот, кто замечал, указывал в нужную сторону рукой. Тогда тот, в чьих руках был факел, поднимал его высоко над головой. Но, ни один человек, за всё то время, что они были в лесу вместе с молодым человеком, так и не вышел на свет.

  Обратно они возвращались уже продрогнув и стуча зубами. Туман слишком высоко поднимался и люди, в неизъяснимом страхе перед ним, повернули назад. Взрослые весьма быстро провели подопечных плохо различимыми, звериными тропами до луга.

  Там, на просторе, пылало несколько костров. И в отсветах огня, столпилось чуть ли не сотня юношей и мужчин, - совсем редко молодой человек замечал лица малых мальчишек. Живность, которую молодой человек смог найти в лесу, тут же погнали розгами в деревню двое юнцов. А самого молодого человека ожидал очередной удар. В буквальном смысле.

  К нему подошёл отец и без лишних слов, сразу и крепко ударил в нос. Молодой человек грузно упал на спину. По лицу потекла горячая кровь. А Виктор к своему удивлению почувствовал, как гнев едва не вырывается наружу. Руки молодого человека крепко сжались. Но он справился с собой и лишь выдрал несколько пучков травы.

  - Тебе говорили? Тебе велели идти с другими?

  - Да, - ответил молодой человек, утирая рукой кровь, размазывая её по лицу. - Говорили.

  - Встань! - потребовал отец.

  Молодой человек рывком соскочил на ноги. И тут же получил очередной, тяжёлый удар, который вновь опрокинул его. На этот раз уже с размаху и в зубы.

  Виктор ощущал боль, но она быстро угасала под гнётом всепожирающей злобы. А по телу, точно электричество, пробегалась нервная и нетерпеливая дрожь.

  - Я сделал то, что было нужно, - отвечал молодой человек, поднимаясь на ноги. Голова кружилась. Ноги ослабли. Но он встал и заставил своё тело не дрожать. Заставил себя крепко стоять на ногах. - Я привёл назад животных. Я вернул назад нашу лошадь! Вернулся и сам назад! А что они? Кого вернули они?

  - Сучёнышь! - прорычал отец. - Совсем от рук отбился? Ну, ничего! - очередной тяжёлый удар в нос и молодой человек опять упал на спину. - Я тебя научу и уму, и разуму, и уважению к взрослым!

  После этого отец, упав на колени, крепкими ударами по лицу сына, с гневными фразами, вбивал уважение и послушание.

  - Ты должен слушаться старших! - рычал отец, со всего размаху ударяя сына по лицу огромным кулачищем. - Ты должен делать то, что тебе велят! - и вновь тяжёлый удар по лицу сына. - Ты будешь относиться ко мне, своему отцу уважительнее. - опять удар по носу молодого человека. - Ты никогда больше не посмеешь поднять на меня голос! - и снова удар, но на этот раз значительно более болезненный в сравнение с прежними.

  Виктор услышал, как хрустнула переносица. Почувствовал всю ту боль. И беззвучно стонал вместе с молодым человекам, в глазах у которого потемнело от боли.

  - А теперь пшёл домой. И не смей больше позорить моё имя... иначе этими же руками тебя убью! Ты меня понял?

  Не смотря на всю ту боль, что свалилась на его голову, молодой мужчина был готов сорваться с места и ударить отца. Он сознавал, что ему никто не поможет. Сознавал, чем всё это кончится. Но... как же велико было желание... желание, которое ему с трудом удалось подавить.

  Прежде чем ответить, в неосознанном порыве юной и неприступной гордости, он встал перед отцом. Отнял от сломанной переносицы руку. И гнусаво так, но, не позволив своему голосу дрожать, сказал:

  - Понял.

  Огромная рука схватила его за рубаху, да так, что та затрещала. Подтянув к себе сына, отец спросил:

  - Что ты понял?

  А тот, чеканя слова, которые точно выжигались калённым железом на мозге, пересиливая себя и свою гордость, говорил:

  - Я не буду позорить семью. Я не буду, не слушаться свою семью. Я не стану действовать во вред своей семье. Я никогда не подведу свою семью!

  Виктор чувствовал то же лукавство, но уже совсем явственно звучавшее внутри молодого человека. Он понимал, что тот хитрит, но не понимал, в чём именно юноша может обхитрить отца. Взрослый человек, Виктор не мог понять коварного умысла в словах юнца.

  Отец разжал руку и грозно рыкнул:

  - Проваливай домой.

  Ни сказав более ни слова, подавляя дурноту и подступившую к горлу рвоту, молодой человек направился домой. Он растирал по лицу так обильно лившую из носа кровь. Тяжело сопел, - дышать было непривычно. Но, ни единого признака той боли, что его терзала, он не проявил. Не показал, как ему больно и обидно.

  Чувствовал на себе чужие взгляды, но один особенно оказался болезненным. Тот широкоплечий, что прежде получил от молодого человека, широко так, насмешливо ухмылялся. Едва ли не смеялся над ним. И вот этого молодой человек уже стерпеть не смог. Подойдя к нему поближе, коротко спросил:

  - А ты чего лыбишься? Смешно?

  - Да, смешно... как тебя размазали по земле! - тихо и с насмешкой проговорил широкоплечий.

  - Ну, так не ты... тебе то подобное не по зубам, - гнусавил молодой человек, - а если и по зубам, только по твоим!