Разлом/освобождение (СИ)

  Он довольно быстро, без лишних переживаний рассказал о случившемся. Избегал рассуждений и описания того, что так крепко его беспокоило. Попросту боялся вновь впасть в то страшное и депрессивное состояние, из которого он вновь чудом выбрался. Но не тут-то было!

  Доктор начал расспрашивать мужчину о том, что тот думает о молодом поколении. Задавал разные наводящие вопросы, которые разжигали в уме Виктора костры печали и гнева. Он опять погружался в пучину отчаяния из-за своей слабости, гневался на свою не способность быть решительным и стойким. Тот страх, что сжимал его сердце, когда его избивали, теперь был всё равно, что клеймо раба, на которое он злился, но ничего не мог поделать.

  - Считаешь ли ты уклад жизни, который нас окружает, правильным? - заговорил психолог, отложив бумаги и сняв очки. - Дети не имеют и малейшего уважения к старшим. А взрослые живут по принципу человек человеку волк.

  - Нет, - твёрдо ответил Виктор.

  - И я не считаю. Да только что мы можем сделать с целым миром? Ты, я, может кто-нибудь ещё, да переменить целый мир! Хе-хе, - грустно хохотнул он, - мы с тобой ничего не можем поделать... только примириться и терпеливо идти дорогой страданий и мучений. Ведь что есть наша жизнь, как не простое блуждание по горным тропам босиком, когда самый маленький камешек впивается в твою ногу, доставляет боль, когда вокруг нет ничего, кроме крупных и малых камней. Ты ищешь смысл, блуждая и страдая, а находишь только ещё большие мучения и переживания... и всё это только для того, чтобы однажды стать ничем... пропитанием для других!

  Доктор щёлкнул несколько раз пальцами, привлекая внимание пациента.

  - Ты когда-нибудь задумывался, для чего мы созданы? Для чего живём? Зачем нам вообще жить?

  Виктор промолчал. Старик продолжил рассуждать:

  - Вся наша жизнь, с первого её мгновения, - боль. Ты можешь это отрицать, ты можешь этому перечить и пытаться аргументировать всё волей богов... но внутри ты ведь понимаешь, что нет ни богов, ни смысла существования. Так зачем же ты живёшь? Тебе нравится страдать? Нет... не думаю. Тебе нравится быть мальчиком для битья? Нет... не думаю. Так зачем же ты живёшь... зачем?

  Виктор вначале ожидал, что старик, помолчав, продолжит рассуждения, подскажет правильный ответ, но... психиатр молчал несколько томительно долгих минут, а после чуть нетерпеливее повторил вопрос:

  - Зачем?

  Виктор закрыл глаза, прислушиваясь к себе. Он размышлял о том, что услышал от доктора, вспоминал случившееся и неожиданно для самого себя выпалил ответ, который подсказала ему ещё не смолкшая злоба:

  - Чтобы бороться! Я умру, несомненно, но я буду бороться до последнего. Пока дышу, могу бороться... пусть только даже одной мыслью, без результата, но... Пока я могу быть непримиримым с тем, что мне приходится страдать, с тем, что я однажды умру - я имею право на жизнь. И я это право теперь буду отстаивать всеми силами. Не буду просто идти горной тропой страданий... я буду искать способ избавиться от боли и мучений, а если потребуется, бороться!

  Говорил он пламенно, с воодушевлением, но едва ли мог понять свои собственные слова хоть в малой доле. Это в нём говорила не утратившая силы молодость и горячность, та самая непримиримость. И, как он чувствовал, большего для жизни и смысла жизни, ему было не нужно.

  Старик помолчал немного, а потом, поднявшись из-за стола, подошёл к книжному шкафу. Мягко касаясь кончиками узловатых пальцев, он пробежался по старым корешкам, - не спешил, задерживался у иных книг. Виктор видел его только в пол оборота, но и так было ясно, что большая часть этих книг у психолога вызывает яркие воспоминания, - на его лице долго не угасала мягкая полуулыбка.

  Обратно за рабочий стол старик вернулся, держа в руках тяжёлый, объёмный том. Виктор попытался разглядеть название, даже чуть приподнялся на месте, но, ничего не смог разобрать. Старик с удивительной осторожностью и заботой положил книгу на стол, - словно не книгу положил, а грудного ребёнка, которого опасался пробудить от чуткого и внимательного сна.

  Виктор наблюдал, как осторожно и неторопливо старческие и худые руки с тонкой кожей, проступающими венами, пролистывали книгу. Мужчина наблюдал за тем, как менялся прищур старика, когда тот бегло читал текст, как самым живейшим и удивительным образом морщинистое лицо обретает неуловимые, но такие узнаваемые, детские черты. Старик долго листал до нужной ему страницы, а Виктор также долго ожидал, наблюдая за живейшими преображениями в лице старика, - и будет великим вопросом, кому было интереснее, старику бегло читать памятные страницы или Виктору наблюдать за его реакцией.

  - Ага, нашёл! - с придыханием сказал старик, водя пальцем по пожелтевшей странице, и про себя проговаривал читаемое.

  Виктор не умел читать по губам. Просто заворожёно наблюдал и готовился услышать нечто удивительное, любопытное...