Размышления и максимы

А главное, какая это была школа для меня — длившееся два года ежедневное общение с двумя самыми просвещенными людьми своего времени, чьей дружбы я был удостоен! Беседы, которые вели Вольтер и Вовенарг, блистали неслыханным богатством и плодотворностью мыслей; первый был неистощим по части интереснейших фактов и глубоких прозрений, второй отличался обаятельным, полным изящества и мудрости красноречием. И сколько ни с чем не сравнимой мягкости, терпимости и остроумия вносили они в свои споры! Но особенно пленяло меня, с одной стороны, почтение Вовенарга к гению Вольтера, а с другой — нежное восхищение Вольтера добродетелями Вовенарга: они не льстили друг другу, не опускались до угодливых восхвалений, не шли на лицемерные уступки и еще больше вырастали в моих глазах благодаря той свободе, с которой излагали свои мысли, при том что она нисколько не нарушала гармоничного согласия их взаимной приязни. Но в тот период, о котором я сейчас веду речь, одного из этих прославленных друзей уже не было в живых, а другой находился в отъезде. Я оказался слишком предоставленным самому себе.

ПРИЛОЖЕНИЯ

ВОВЕНАРГ И ЕГО РАЗМЫШЛЕНИЯ О ЧЕЛОВЕКЕ

Имя Вовенарга обычно упоминается в ряду великих французских моралистов и мастеров афористического жанра — Ларошфуко, Паскаля, Лабрюйера, Шамфора. Но упоминается скупо, с оговорками. Чаще всего его избранные максимы и размышления фигурируют в смешанных сборниках этого жанра как явление уже вторичное, как запоздалый всплеск классической традиции, несущий на себе печать спада. Да и сам отбор материала в таких изданиях ориентирован на то, чтобы максимально сблизить Вовенарга с его предшественниками, подчеркнуть как тематическое, так и стилистическое сходство. Именно в таком контексте он впервые предстал перед русским читателем в издании начала нашего века, появившемся по инициативе Л. Н. Толстого.[187]

Между тем литературное наследие Вовенарга, не очень обширное по объему, занимает своеобразное место на перекрестке различных течений просветительской мысли первой половины XVIII в. И хотя связь его с предшествующей традицией классического XVII века не подлежит сомнению, она отнюдь не носит эпигонского характера — ученичество и порою преклонение перед великими мэтрами на поверку оборачивается полемикой, критическим анализом и преодолением с позиций нового просветительского мировоззрения.

Короткая и нелегкая жизнь Вовенарга — он умер, не дожив до тридцати двух лет, — лишь в последние годы была заполнена литературным творчеством. При жизни вышла только одна небольшая книжка, да и го без имени автора. Но ее высоко оценили те, кто составлял его непосредственное окружение, — а среди них был Вольтер. Надеждам, которые они возлагали на Вовенарга, не суждено было сбыться. Но по мере того как обнаруживались и появлялись в печати не опубликованные при жизни фрагменты, значение писателя представало во все более значительном масштабе.

На протяжении двух столетий интерес к Вовенаргу исследователей и публикаторов переживал, естественно, периоды спада и подъема. Уже в 20–30-х гг. нашего века появился ряд серьезных работ о нем как общего, так и более частного характера. Заметно продвинулось текстологическое изучение наследия писателя, крайне осложнившееся в результате недобросовестной работы основного издателя XIX в. Жильбера[188] и пожара Луврской библиотеки в 1871 г., уничтожившего все рукописи Вовенарга. И хотя до сих пор остаются не до конца решенными вопросы авторской атрибуции некоторых сочинений, общие контуры его творчества и то место, которое он занимает в системе литературного и философского развития эпохи Просвещения, приобретают более отчетливый характер.

1